Не договорив, он уснул. Ему снилась клейкая глубина и зависшие в ней тупоумные губошлепые рыбы, смахивающие на исполинских морских окуней. Среди них выделялось чудище, способное без всякого труда заглотить человека; оно подплыло совсем близко, открывая и закрывая пасть-капкан и шевеля жабрами, но не стало глотать, а лишь пучило глаза в изумлении. Застрявший в глубине человек не вписывался в рыбьи представления о враге или пище. И какое рыбе дело до того, что человек мучим удушьем и страхом?

Фома проснулся от колющей боли в сердце. Стояла «ночь». Обыкновенная, серая, без глупых шуточек с непроглядной теменью. В «коттедже» сумрак казался живым, вещественным. Сверху его теснил серенький скудный свет, вползающий сквозь щели крыши. Вторая лежанка была пуста, ученик где-то слонялся.

Сердцебиение понемногу улеглось, ушла и боль. Фома осторожно потянулся, нового укола в области миокарда не ощутил и показал сам себе большой палец. Сейчас же вспомнил о том, что ему предстоит. Ничего, подумал он, прорвемся. Поискал глазами рюкзачок и нашел его в углу, как и было сказано. Похоже, Борька в нем не копался.

Точно, взрослеет.

Он вышел помочиться в компостную кучу. Справляя нужду, вертел головой. Борьки нигде не было видно, Оксаны тоже, но из-за обложенного камнями колодца с давно сломанным воротом доносились плеск воды и сдержанное повизгивание. Кто-то там мылся, и вернее всего, не Борька.

– Эй, у колодца! – грянул Фома, приближаясь. – Пять минут на помывку!

В полутьме испуганно ойкнули, и сейчас же сердитый девчачий голос потребовал отвернуться.

– Все равно ни лешего не видно, – пробормотал Фома, но все же повернулся к колодцу спиной.

Как раз в этот момент начало светать.

Рассвет на Плоскости длится минуту-другую, редко больше. Обычно все небо светлеет равномерно, но бывает и так, что яркая полоска разгорается вначале у горизонта. Тогда кажется, будто вот-вот взойдет солнце, и даже мерещится дуновение первого утреннего ветерка. Чушь, конечно. Обман. Привычный для старожила. До слез обидный для новичка, еще не свыкшегося с подлой натурой Плоскости.

Но для девчонки – еще рано. Любой феодал, пообщавшись полчаса с новичком, безошибочно определит, когда тот начнет тосковать по-настоящему, когда он впадет в первое, страшное отчаяние и когда он мало-помалу начнет свыкаться с мыслью, что Плоскость – это навсегда. Феодал новичка насквозь видит. Практика.

– Закругляйся, – бросил Фома через плечо. – Полотенце у тебя есть или так сохнуть думаешь?

– Полотенце! – донеслось из-за спины. – Тряпка, полы ей мыть! У вас тут что, по-нормальному искупаться нельзя?

– Могу дать лопату. Выроешь себе пруд.

Наверное, Оксане почудилась насмешка, хотя Фома вовсе не насмехался. На несколько минут стало тихо – как видно, девчонка была из тех, кто злится молча.

– Долго еще тебя ждать? Эй, наяда!

– Сам дурак! – послышалось в ответ. – Уже почти всё.

Фома беззлобно ухмыльнулся. Ну-ну. Кобылка необъезженная. А вообще-то нормальная девчонка. И чего это Борька не нашел с нею общего языка? Конечно, разница в возрасте, он для нее пока что молокосос… А, ерунда! Привыкнут оба. Девчонке все равно некуда деваться.

– Готово, – услышал он и обернулся.

Обернувшись – осмотрел критически. Н-да… Надо было выспать ей более подходящую одежду и обувь, чем мини-юбка и туфельки. Забыл, черт… Ничего, Борька сходит и выспит.

– Что, не нравлюсь? – спросила Оксана.

– У тебя волосы правда рыжие или это краска?

– Отличить не можешь? Я сроду не красилась.

– А, ну-ну. Борьку не видела? – сменил он тему.

И заметил, как лицо Оксаны – симпатичная мордашка, ничего не скажешь – исказила мимолетная гримаска.

– Нужен он мне, как же… Ушел, наверное. Я тоже уйду.

– Далеко ли? – поинтересовался Фома.

– А не знаю! Куда-нибудь. Надоело все.

– В том числе и жить? – хмыкнул Фома.

– А что, не дойду, по-твоему? – строптиво возразила Оксана.

– Смотря куда. До своего Ростова Великого – нет. Если тебе повезет, дойдешь до такой ловушки, которая убивает быстро. Если не повезет – помучишься… Если очень-очень повезет – наткнешься на оазис, примерно такой же, как этот. Шило на мыло. Здесь же нет ничего другого, ты разве еще не поняла? Борька тебе не рассказывал?

– Да, рассказывал! – засмеялась Оксана. – Я о него горшок разбила, так он мне рассказывал… о том, как нам с ним вдвоем хорошо в койке будет. Сопляк, малец совсем, ниже меня на полголовы, а туда же. У всех одно на уме.

«Ай да Борька!» – подумал Фома, но вслух сказал иное:

– У меня, например, на уме помыться. Так что иди-ка ты посиди в хижине. Чайку разогрей, лепешек поешь. Иди, иди, нечего тут голодовки устраивать…

Он фыркал, обливая себя тепловатой водичкой из мятого оцинкованного ведра, ронял ведро в колодец, вытягивал его за веревку, мылился обмылком, тер себя глиной пополам с песком и обливался еще и еще, смывая с себя пот и страх Плоскости. Хорошо-о! Жаль, нельзя принять ванну. Выкопать углубление – не труд, но как подвести проточную воду? Родники-то вон где – в низине… в болоте… на бывшей рисовой плантации.

Руки оазису нужны. И желательно азиатские. Разве Николая заставишь возиться с рисом, целыми днями топтаться задницей кверху по жидкой грязи, высаживая рассаду? Николаю проще лечь и помереть, чем так над собой издеваться. В упадок приходит оазис. Не феодалам же на нем работать, в самом деле… Да, а где все-таки Борька?

Фома попрыгал, стряхивая с себя воду, влез, не вытираясь, в штаны и заметил ученика. Тот быстро спускался с холма, выбрав почему-то окольный путь. Еще несколько секунд – и он скрылся бы за «коттеджем», чего, по-видимому, и добивался. Фома сделал рукой недвусмысленный жест – иди сюда, мол. Партизан.

Поняв, что обнаружен, Борис неохотно подошел. Вид у него был насупленный.

– Что у тебя там? А ну, не прячь за спиной. Какие между нами секреты? Показывай.

Борис нехотя достал из-за спины бинокль. Все было ясно: несмотря на запрет, ученик копался в рюкзачке, пока учитель спал. Гранаты ему были не нужны, а вот попользоваться мощным биноклем и незаметно вернуть его на место…

– Подглядывал? – спросил Фома. – Давай колись быстрее, тут все свои. Вон там в кустах позицию выбрал? Смотрел, как она моется, млел и рукоблудничал? Правильно я понимаю?

– Ничего я не руко… – сконфуженно начал Борька и сейчас же вспылил: – Сам такой! Я просто смотрел.

– Дурак! Ты мужчина, и ты почти феодал. Тебя к чему-нибудь должность обязывает?

Борька отвернулся и демонстративно сплюнул. Слыхали, мол.

– Смирно стоять! – рявкнул Фома так, что ученик от неожиданности вздрогнул. – Морду тебе набить? Не боись, при свидетелях не буду, потом разберемся. Хочешь, чтобы я тебя выгнал? Выгоню.