Припомнил анекдотичный побег профессора медико-хирургической академии Максимова с женой и сестрой из Петрограда в феврале 1922 года. Доехали на последнем поезде до Сестрорецка, выкатили из клуба буер, сели и неторопливо заскользили в ночь по льду Финского залива в сторону Выборга. Потом эмигрировал в Штаты и стал автором теории унитарного кроветворения. Хорошо ему было тогда бежать… Сейчас такое не пройдет, у Выборга ледоколы каждые сутки вскрывают фарватер, нет сплошного льда до Финляндии. Только в сильный мороз если пробовать, когда вода успеет за несколько часов обратно в прочный лед схватиться.

Пешком… Пешком тоже рискованно. После прорыва границы тремя обормотами летом семьдесят четвертого, в котором было больше удачи, чем знаний и умений, погранцов на этом направлении серьезно перетряхнули, уплотнили секреты и патрули, добавили спецтехники.

Стал припоминать схемы подключения «кристаллов» и незаметно провалился в сон.

Среда 6 апреля 1977 года, 21:55

Москва, площадь Дзержинского

Устало ссутулившись, Андропов сидел в кресле у окна и в пятый раз перечитывал доставленное из МУРа письмо.

– В огороде бузина, а в Киеве дядька, – недовольно пробормотал он и нажал звонок. – Соедините меня с начальником МУРа Еркиным Олегом Александровичем, – сказал возникшему на пороге секретарю. Посмотрел на часы и добавил: – Наверное, он уже дома. Добрый вечер, Олег Александрович, это Андропов, – повел он телефонную партию. – Извините, что на квартиру… Все равно извините… Спасибо за интересное письмо. Удалось уже что-нибудь проверить? – Прижав трубку к уху плечом, приготовился записывать. – Вот как… Это тот, которым москвичек два года пугали?.. Два с половиной? Понятно… А как с доказательной базой? Не оговор?

Из-под золотого пера быстро полетели аккуратные строчки: «опознан выжившими жертвами», «дает признательные показания», «обнаружены ювелирные украшения убитых».

– И что, прямо как в письме написано, в пакете с мукой?.. Поразительно… Ага-ага… То есть я правильно понимаю – вы абсолютно убеждены, что этот Евсеев и есть разыскиваемый преступник?.. Сами допрашивали… Понятно. А по другим эпизодам из письма?.. Ну это еще несколько недель, пока эти бригады доедут и дела поднимут… Ах вот как… Интересно…

На бумагу добавилось «Ленинград, март 77, проникновение в квартиру под видом работника милиции, изнасилование».

– Олег Александрович, – в голосе Андропова появились вкрадчивые нотки, – а мыслей по автору письма никаких нет?.. Я это понимаю… И это тоже… В абсолютно неофициальном порядке… Вы же понимаете, что нас это не может не заинтересовать… Экстрасенс? Вы это серьезно?.. Ну, знаете ли, я еще ни одного не видел, а уж как мы их искали. И до сих пор ищем… Да аферистка эта Роза Кулешова, ей в цирке выступать… Да, проверяли… И этого тоже. Фокусник талантливый… Ну это да, все когда-нибудь случается в первый раз… Но все же… Олег Александрович, – Андропова встал, и голос его налился повелительной силой, – мы вас очень убедительно просим тщательнейшим образом проверить все самые невероятно звучащие версии. Может, сообщник был… Да я понимаю, что не может быть один сообщник у четырех преступников в разных концах страны, но все же… Мы же материалисты. Сначала надо проверить все самые маловероятные гипотезы и только потом вводить новую сущность. Да… Я вас прошу держать меня в курсе расследований и по проверке фактологии, изложенной в письме, и по проверке гипотез… Вы же исключительный профессионал, я знаю, у меня таких и нет почти… Хорошо, Олег Александрович, спасибо… Спасибо… Сразу звоните прямо мне… Еще раз извините за поздний звонок, спокойной ночи.

Завершив разговор, Андропов еще некоторое время постоял, упершись обеими руками в столешницу, потом поднял голову, посмотрел на портрет Пушкина напротив, потом на висящего рядом с ним Феликса и злобно выплюнул:

– Кал-лугин… Мразь…

Пятница 8 апреля 1977 года, 16:45

Ленинград, Измайловский проспект

Ути, моя прелесть… По лицу ползет самодовольная улыбка, никак не могу ее согнать. В очередной раз просматриваю заметки с третьих страниц «Красной звезды», за вчера и за сегодня. Все в порядке, извернулись с форматом. Так, прапорщик В. Эльфян – это МУР, отлично, ставлю птицу, миссия выполнена. А майор Д. Гремлин – это привет от серьезных дядей из КГБ.

Еще раз внимательно вчитываюсь в тексты. Нет, никаких намеков и призывов к дальнейшему сотрудничеству в более плотном контакте. Конечно, не очень-то и хотелось, но даже немного обидно.

Упал на пол и начал в темпе отжиматься. Пятнадцать… шестнадцать… семна-а-ад… ы-ы-ы… цать. Уф… Проклятье. Ненавижу это немощное тело. Ноги на диван, скрутки. Фиксируй тело в верхней точке, тюфяк! И медленно, медленно все делай…

Откинулся спиной на ковер, восстанавливая дыхание. Еще два цикла – и за английский. Убил бы эту грамматику!

А теперь приседания с выпрыгиванием, пошел! А вот тут быстрее! Резче! Еще резче… А то от погранцов хрен убежишь!

Суббота 9 апреля 1977 года, 07:55

Измайловский проспект

Тяжело дыша, перекатился на спину и забросил гудящие ноги на небольшой замшелый валун, высовывающийся из-под кряжистой сосенки. Тихо, птицы еще молчат, безветренно. Неяркое восходящее солнце цепляется за хвойные верхушки, подсвечивая слегка затуманенный утренний лес. Поелозил, удобнее растекаясь на мягком заднике рюкзака, и расслабился. Даже давящая под правое ребро банка тушенки не слишком сильно портит настроение. Надо переложить груз, но сначала – отдохнуть. В любой момент могут понадобиться все силы.

Отстегнул от пояса флягу, поднес к пересохшим губам и влил остатки клюквенного морса. Все, больше она мне не нужна, лишний вес. Покатал кисловатый напиток во рту, протолкнул в пересохшую глотку и с сожалением откинул емкость под сосну. Мелькнула мысль: «Как отработанную ступень ракеты», мелькнула и ушла, сменившись более важными.

За последние сутки я просочился на пятнадцать километров в глубь погранзоны, проскользнув между не слишком частыми секретами, примерное расположение которых заранее вытянул. Пятнадцать – это если по прямой, а так все двадцать пять отмахал, поэтому ноги и гудят перетруженно. Сколько ни готовься, но такой маршрут по глухому лесу не может не утомить.

Хорошо, что здесь, в Карелии, сейсмокосы не ставят из-за низкой эффективности микрофонов на мшистых почвах. Вот на Кавказе – там да, на камнях все слышно. И плотность погранцов на километр в два раза выше, чем здесь. И лесов нет. Без шансов. Нет, единственная реальная возможность уйти – это здесь, в Карелии.

Повернул голову налево и внимательно осмотрел последнее препятствие. Шестиметровая контрольно-следовая полоса и сразу за ней – в два слоя частое проволочное ограждение, натянутое между трехметровыми столбами с Т-образными перекладинами поверху. Эта шеренга столбов с поперечными перекладинами напоминает то ли ряд виселиц, то ли крестов для распятий. Как ждут… Фиг вам, не дождетесь!