денежки пересчитывает, ослиная задница». Цедит сквозь зубы и ждет, когда Иона подхватит.

Стаф предпочитает торчать в химической комнате. Под вытяжным колпаком у него дым коромыслом. И тут же с пробирками мчится к своей культуре нервных клеток. Стаф гоняет записи, сделанные Ионой вместе с Молли. Мудрец этот Магнус! Когда же Иона заговаривает о записях, да к тому же пытается экстраполировать уровни гормонов, Стаф корчит свирепую рожу. В лаборатории это называется «сделать сарацина».

Не лучше и с Молли. Вернее, Молли похорошел и вроде бы округлился. Так что в третьем лице стало трудно называеть его «он Молли». Просилось «она Молли». «Он» или «она», Молли сторонится Ионы. Вроде бы разыгрывает обиду. Или изображает. Самые же разительные перемены случились с Рив. Она побледнела. Осунулась. И практически вышла из экспериментов по феромонам. За ней оставались рецепторы кожи. Но сама Рив перестала включаться в опыты Ионы в качестве тест-объекта эмоций.

Было над чем подумать. Магнус предпочитает не входить в объяснения. Дня через три после возвращения Ионы Брок зазвал его на ленч в соседний паб. Что необычно для Брока, который крайне экономен. Иона — пиво «Мичелоб». Брок — пиво «Миллер».

— Как там в Италии было? — начинает Брок.

— Расслабился вполне, — отвечает Иона.

— Частенько расслаблялся? — хихикает Брок.

— Да не скупился, — парирует Иона.

— А я-то думал, только Стафу гарем разрешен. Да и то не здесь, а на Ближнем Востоке. Оказывается, и ты… — обрывает себя на полуфразе Брок, посматривая на Иону. Как боксер из-за перчатки.

Ясно, что Брок неспроста. Неспроста зазвал в паб. Неспроста про Италию и Восток. Что ему надо? — соображает Иона.

— Мне-то, собственно, ничего не надо, — отвечает его мыслям Брок. — Мне просто забавно, как ты выпутаешься. У нас тут строго насчет прелюбодеяний. Особенно, если человек женат и скрывает.

Магда кормила Натку грудью полтора года. Полтора года Натка трубила в белые груди Магды. Иона сходил с ума от этой музыки. Они сходились безумствовать, едва Натка засыпала.

Танки страны Великого Пространства хрупали по черепам жителей братской Богемии, как по ракушкам, желудям или каштанам. По черепам братьев-богемцев катили танки. Иона сочинил музыку для щипковых инструментов и ударника. Голосом выпи отрывисто кликало чембало. Музыка легла на причитания великомученицы Марины: «По богемским городам что бормочет барабан? — Сдан — сдан — сдан Край — без славы, край — без бою. Лбы — под серою золою. Дум — дум — дум… Бум! Бум!»

Тайная полиция запретила исполнение. Иона устроил концерт дома. Тайная полиция отняла у Ионы чин народного композитора Великого Пространства.

Иона выставил громкоговоритель на балкон, заперся изнутри и включил запись «Реквиема по Богемии». Боевики тайной полиции ворвались на балкон, когда десятки магнитофонных записей разлетелись по Столице.

Высший Политический Трибунал страны Великого Пространства дал Ионе семь лет каторги плюс вечное поселение в радиусе 1000 миль от Столицы с полной конфискацией имущества. Жена и дочь высылались вслед за Ионой.

Магде предложили альтернативу: расторжение брака с государственным преступником, публичное проклятие его и лишение Ионы отцовства. Она вынуждена была.

Весь архив Ионы забрали.

Семейные альбомы, письма и личные вещи Ионы Магда уничтожила.

Хотя все по справедливости, все по справедливости. Безумствовали, это верно. Натку зачали, желая освободиться от предчувствия разрыва. Рыжая голубоглазая Скалапендра наползла на его мохнатую грудь в баре Дома композиторов. Представили поклонницу таланта. Ляля — пела в Ла Скала, выпендривалась, полезла с моржами в прорубь в Серебряном Бору, связки отекли, преподает вокал.

Судили Иону закрытым судом в рабочем клубе красного пригорода Столицы. Оцепили клуб за три квартала заслонами бронетранспортеров тайной полиции и пожарными автокомбайнами. Скалапендра плыла над заслонами кипой осенних золотых шаров и осколками синего неба сквозь решетки. Арестантскую теплушку она сопровождала до самой зоны. Сказавшись мордовкой по матери из племени эрзя (голубоглазость с хрипотцой), сговорилась вести пение в школе для детишек лагерных охранников. А там и шефские концерты в зоне два раза в год по красным датам: День Революции и Праздник Пролетариев. Так они виделись с Ионой первые два года.

Потом Ионе дьявольски повезло. В одном с ним бараке домучивал десятку некогда знаменитый радиобиолог Фок. Начал отсидку Фок еще при Усатом Вожде. Осудили его за полосатых жужелиц. Фок получил мутацию в окраске надкрыльников, которые стали полосаты. В приговоре значилось, что Фок преступно использовал ядерную энергию, чтобы возбудить у толпы память к антигосударственной поговорке «Усатый-Полосатый». И в поддержке биологической агрессии стран за Гонолулу — колорадскими жуками. Дали ему 25. После смерти Усатого Вождя срок скостили до 10 лет. Биологическая опасность со стороны звездно-полосатых оставалась. Скостили до десятки с особым определением: к концу срока сделать экономически важное открытие.

В североуральской тундре росли кукушкин лен да ягель. Фок решил скрестить кукушкин лен со льном-долгунцом. Он бился пять лет, пока не разработал микроэлектропульсатор. Мощный высоковольтный импульс образовывал микропоры в мембранах клеток. Затем импульсы проникали внутрь хромосом, порождая прорехи в геноме кукушкина льна (реципиента). Сюда встраивался ген волокон-чатости льна-долгунца (донора). А если и не встраивался ген? Если это была мутация? Кто мог доказать или опровергнуть?

Приемочная комиссия подтвердила, что длина льноволокна таежника увеличилась в 10 раз, то есть экономический эффект равнялся 1000 %. При бесплатном (в будущем) выращивании — многолетняя культура, не требующая ухода. И арестантские нулевые затраты по разработке.

Помогал Фоку Рогуля. В лагере пошло-поехало «Рогуля, Рогуля, Рогуля». Тайная полиция через охранников постаралась оповестить: Магда сошлась со второй скрипкой из Симфонического. Орогатила Иону — до Рогули.

К тому же, Бог знает из каких редких веток или вересковых корневищ сооружал он дудки. По преимуществу многотрубчатые — для хорального звучания тех же доремифасолей. От рогатости звучальников тоже пошло по лагерю «Рогуля, Рогуля, Рогуля».

Фок знал музыку Ионы до. Уговорил Начальника послать Иону в лаборанты. Фок колдовал над хромосомами под микроскопом или высматривал растеньица с длинными пучками волокон. Иона готовил препараты, сеял семена на опытных кочках или вышагивал по тундре (в зоне, конечно) в поисках подходящих реципиентов.

Главные же опыты по слиянию генетического материала Фок проводил под музыку Ионы. Фок единственный в зоне называл помощника Ионой. Даже Скалапендра перешла на Рогулю. Так было удобнее договариваться с охранниками:

— Белый шоколад за свидание с Рогулей, бутылка «Камю» за свидание с Рогулей, бритва «Жиллет» за свидание с Рогулей.

— Сыграйте мою любимую мелодию, Иона: Та-та-татататара-тш-тш-тш-титититууууу… — просил Фок. — А я поколдую над этой парочкой.

Однажды… в звездную зимнюю ночь… Ночь или вечер — кто скажет в этом заполярном крае… Однажды Фок