Аргуни России. Строительство Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) в 1903 году, ставшей последним отрезком Транссибирской железной дороги, соединившим Читу и Владивосток через Маньчжурию, привело к созданию новых поселений, и в качестве основного канала коммуникации железная дорога заменила реку. Поселение Маньчжурия (Маньчжоули), которое находится в самом центре изучаемого региона, оказалось наиболее важным населенным пунктом, возникшим благодаря строительству КВЖД. Железная дорога изменила фронтир, из труднодоступной земли он превратился в центр межграничного экономического обмена, а поселок Маньчжурия стал важнейшим экономическим центром российско-китайской торговли. Железнодорожный разъезд 86, расположенный сразу за международной границей на российской территории, превратился в небольшую приграничную станцию под названием Отпор, который в дальнейшем, став поселком городского типа в 1950-х годах, был переименован в Забайкальск.

Эти шумные, связанные железной дорогой города, юрты, усеивавшие степь, и сонные деревни, расположенные вдоль речных берегов, являются прекрасной площадкой для изучения различных видов границ и явлений, возникающих в процессе их формирования и нарушения в многочисленных зонах нарастания и убывания контактов между разными группами жителей приграничья. Аргунское пограничье было (и остается) пространством, в котором возможно множество различных видов взаимодействия между русскими, китайцами и коренным населением, иногда эти контакты подстегивались государствами, а в других случаях географическим положением. Пышные луга, искрящиеся реки и лесные холмы на Аргуни пересекались людьми пешком, или на запряженных животными телегах, или на баржах и поездах, а люди перемещали вместе с собой различные предметы и идеи. Некоторые попадали в эти места, потому что хотели перебраться из Китая в Россию или наоборот. Другие жили у Аргуни, потому что хотели торговать, или нуждались в доступе к пастбищам для выпаса скота, или промышляли рыболовством. Это было сложное место взаимодействия, над которым государства стремились установить контроль, в конце концов ограничив такие перемещения.

Выход за пределы большой политики, сформировавшей эту границу, и концентрирование внимания на повседневной жизни местного населения, практиках пограничья и соприкосновения местных сообществ с большим миром – сложная задача. Кочевники с их мобильным образом жизни и контрабандисты с их секретными торговыми сетями зачастую были неграмотны или не видели необходимости в создании автобиографических документов. То же самое можно сказать о проводниках поездов и пограничниках. Эти ограничения должны учитываться при реализации проекта описания повседневных взаимодействий в отдаленных зонах контакта. Описание этой границы из-за различий в архивных культурах оказалось даже сложнее, чем проникновение в разные сферы жизни местного населения. Граница и вопросы национальных меньшинств в Китае остаются непростыми темами для национальной историографии и исторической политики. Многие коллекции первоисточников по истории этого региона в интересующий нас период неполны или недоступны в настоящее время. Смещение в сторону российских архивных источников в этом исследовании было преодолено благодаря двум обстоятельствам: архивные записи об общей государственной границе составлялись как минимум двумя странами, и, к счастью, некоторые китайские документы оказались в зарубежных архивах[25]. Кроме того, газеты, отчеты об этнографических исследованиях, краеведческие справочники и полевые записи путешественников, найденные в библиотеках и частных коллекциях, предлагают восходящую перспективу, позволяющую включить жителей пограничья в изучение вопроса. Устная история также стала ценным источником информации. Интервьюируемые, рассказы которых включены в эту книгу, местные жители обеих сторон границы, работали железнодорожниками, чиновниками, фермерами и учителями. Их обычные профессии и другие аспекты их жизни оказались незаменимы в попытке углубить наши знания о повседневных социальных практиках, характеризующих Аргунский бассейн.

Несколько слов о структуре этой книги: главы последовательно разворачиваются от XVII века до конца XX, однако предпочтение отдается не жесткой хронологии, а тематической согласованности. В первой главе описывается взаимодействие людей во фронтире, начиная с первых прямых, но случайных контактов между русскими и китайцами, которые произошли в XVII веке, когда обе империи впервые попытались демаркировать общую границу, и до конца XIX века, когда железная дорога и другие элементы современности начали менять жизнь на Аргуни, учащая и регулируя межграничные контакты. Во второй главе рассматриваются введение на рубеже XX века более систематической политики управления межнациональной границей, которая пришла на смену политике невмешательства. Здесь рассматривается то, как разногласия по вопросам территориальных границ оказались включены в национальную риторику и процесс реорганизации таможенных и санитарных систем в ходе общего движения к формированию территориальной границы. Фокусируясь на социальной и этнической истории станции Маньчжурия и территорий вокруг, в третьей главе я анализирую эффекты революций и сепаратистские движения коренных народов, возникшие вслед за распадом имперской власти в Китае в 1911 году и в России в 1917 году. Четвертая глава описывает коллективизацию и другие радикальные раннесоветские программы укрощения населения, которые скорее запретили, а не отрегулировали межграничные контакты, а также показывает, как эти программы изменили политический, этнический, экономический и социальный ландшафт в верховьях Аргунского бассейна. Пятая глава исследует последствия российско-китайского конфликта 1929 года и оккупацию Японией Маньчжурии в 1931 году. Эти события повлияли на аргунское пограничье, заставив режимы усилить свое присутствие на периферии. Глава шестая концентрируется на периоде между концом 1940-х годов и началом 1960-х. Несмотря на набравшую обороты риторику дружбы и сотрудничества, межграничные отношения здесь больше не возникали неформально, а всецело контролировались из Москвы и Пекина. Российско-китайский раскол в 1960–1970-х годах обсуждается в седьмой главе. Этот конфликт оказал существенное влияние на ситуацию вдоль границы и имел серьезные последствия для экономики и демографии аргунского пограничья. Поезда, циркулирующие между Пекином и Москвой, больше не были заполнены советскими или китайскими гражданами – они перевозили пассажиров из Северной Кореи и Вьетнама, а пропагандистские кампании вновь обратились к старым мотивам саботажа, шпионажа и дезинформации, наполняя границы новой легитимностью пространства вражды. Глава восьмая прослеживает изменения, произошедшие в 1980-х годах. Здесь рассматривается то, как граница между двумя коммунистическими государствами вновь стала проницаемой в результате решений центральной власти и действий местного населения.

Глава 1

КАЗАКИ И ЗНАМЕННЫЕ НА АРГУНСКОМ ФРОНТИРЕ

В 1867 году Агатон Гиллер – поляк, сосланный российским государством за участие в движении за независимость Польши на каторгу в Забайкалье в 1851–1856 годах, поделился следующим наблюдением за жизнью казацкой станицы Олочи, расположенной на среднем течении реки Аргунь примерно в двадцати километрах от Нерчинского Завода:

В Олочи ‹…› несколько дней назад проходила китайско-сибирская ярмарка. ‹…› Помимо Олочи подобные ярмарки бывают в Цурухайтуе, Акше на реке Онон и в Горбице на Шилке. Ярмарки проводятся раз в год обычно в первых числах июля. Сибиряки привозят стекло, овчину, меха, олений рог, свинец и другие металлы, а монголы привозят просо, рис, китайскую водку, трубки, стеклянные мундштуки, статуэтки и украшения, шелковые и полушелковые ткани, табак, чай и т. п. Неспособные изъясниться, они указывают на предмет, который желают приобрести, и то, что за него предлагают[26].

Когда поляк, ставший впоследствии известным историком, отбывал здесь свою ссылку в середине XIX века, китайско-российская граница на Аргуни была достаточно открытой – река скорее объединяла жителей обоих берегов, нежели разделяла их. Ссылка в Сибирь предстает в воображении изоляцией в отдаленных и оторванных от внешнего мира местах, однако оживленный обмен между китайцами, монголами и русскими, осуществляемый практически вне государственного контроля, говорит об обратном. Русские, будь то ссыльные или члены самоуправляемых и полувоенных казацких сообществ, относительно недавно появились в этой местности, а товары, которые обменивали местные оленеводы и кочевники, ранее были приобретены ими у китайских торговцев.

Ил. 1. Казацкая станица в низовье Аргуни, конец XIX века. Люди, животные и товары переправлялись по реке на баржах (Фотоальбом. Амур: От реки Аргуни до с. Покровской. Б. м., б. и. Дальневосточная государственная научная библиотека)

Эти ярмарки часто совпадали с проводимыми каждое лето проверками китайских пограничных инспекторов. Современник Гиллера – Николай Иванович Кашин – выпускник медицинского факультета Московского университета, семь лет своей врачебной практики в 1850-х годах провел в Олочи. Каждое лето он становился свидетелем этих русско-китайских встреч. Китайские пограничные объезды к этому времени насчитывали уже более чем полуторавековую историю. Они осуществлялись в соответствии с заведенной традицией – за формальным обменом представителями пограничных делегаций следовал обмен товарами, а затем китайские проверяющие на небольших