Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы тоже барахтались в этой трясине, но надо же что-то наконец придумать. Я не говорю о кровавых экспериментах в масштабах целой страны, но что-нибудь скромное можно было бы уже попробовать. Впрочем, вероятно, вы — это старость мира, а старость надо уважать. Или мы с вами слишком опасные животные, чтобы выпускать нас на волю.
Хотя, знаете что, дамы и господа, рано радуетесь, мы еще вернемся. Пройдет время — и наши с вами правнуки улетят к звездам. Сначала они будут присылать вам весточки, а потом забудут стариков. Но в каком-то из звездных поколений, где-то там вновь проснется наша кровь…
И однажды из таинственного далека прилетит огромный межзвездный корабль размером с город. На подходе к Земле гигант начнет тормозить гипердвигателем, да так, что по пространству и времени пойдет рябь и застонут тектонические плиты нашей планеты. А в воздухе отчетливо запахнет серой, и из небытия начнут проступать силуэты чертей, гномов, эльфов и ведьм. Потом корабль осторожно встанет на орбиту, заглушит шайтан-машину, и наступит такая тишина, что Мир оглохнет.
Здравствуй, старушка Земля, извини что не навещали, наши пра-пра-пра-прадеды рассказывали нам про тебя, но было не до визитов. Сначала обустраивались, потом болело наше Солнце, затем начались терки с чужими. Была война, жуткое время, немногие любят об этом вспоминать. Мы теперь можем все, что открыто простым смертным, и немного сверх того. Вот, пролетали рядом, решили глянуть, как тут у вас. Знаете, ведь все демоны Вселенной давно работают на нас, но мы так и не нашли эту чертову дверь в рай. А вы?
Но вернемся в наш, 20-й, век. В 1940-е годы человечество научилось создавать электронные вычислительные машины. Волна изменений, порожденная этим изобретением, догнала меня на рубеже 2000-х, когда я стал зарабатывать себе на хлеб созданием информационных систем. Получив в руки компьютер, 256 значков, 4 арифметических действия и 3 логических, я решил, что это и есть долгожданные инструменты божественности. Что именно они позволят мне создать свои миры, наполнить их формами и смыслами и предписывать их пути. Пусть это будут поначалу маленькие миры, но надо же с чего-то начинать. Осталось только поудобнее устроиться на небесном троне.
Но божественность оказалась не совсем такой, как я бы хотел. Да, в системах, которые мы строим, мы кто-то вроде богов. Я могу за одну ночь создать реальность, а если они меня доведут, мне даже не надо их топить, я могу просто бесследно стереть саму реальность и всех ее обитателей с ткани бытия. Но я опять не могу понять, где там приделать дверь в рай. Мы в этих мирах — оккупанты, и никто нас там не хочет и не любит, даже творения наших рук. Едва проявившись из небытия, твари начинают упираться, капризничать и спорить. Если оставить им обходные лазейки, обязательно найдут их, пролезут и разбегутся. Если ограничить Мир, то он будет скучным, а если лишить тварей свободы, то они будут виснуть от любого пустяка и упрямо ждать чуда.
Единственный укор прошедшему веку состоит в том, что мы настолько любили отвечать на вопросы и кичились знанием, что разучились спрашивать. Оказалось, что умения задавать вопросы никто не отменял, это древнее искусство называется философией, но оно было забыто в наши дни. А между тем без него невозможно даже высказаться о элементах и элементарности, потому что в физике пока нет общей теории элементарности, а теории «всего» обычно имеют от десятка до 10500 (десяти в пятисотой степени) различных интерпретаций.
Мы привыкли относиться к людям древности и их примитивным понятиям с кривой усмешкой высокомерия. С ней же и я, сын великого 20-го столетия, начал с Платона, но она вскоре сменилась интересом. А когда я читал Аристотеля, мое лицо выражало уже глубочайшее изумление. Оказалось, что все вопросы, над которыми ломает голову современная физика, и те, что я придумал сам в процессе взросления и духовного озарения, были уже известны, по крайней мере, две с половиной тысячи лет назад. Я понял, что, получив величайшую силу и ключ к божественности, мы все еще не способны ответить ни на один из этих детских вопросов человечества.
Оглядевшись вокруг, я осознал, что любая цивилизация, выходя из младенчества, рано или поздно начинает задавать философские вопросы, и это по сути определяет заложенный в ней потенциал. В тот момент, когда она начинает ощущать, что накопленные ею знания, превышают ее незнания, она уже обречена, и ей только кажется, что она куда-то идет.
Вы спросите меня, почему обречена, да потому что, чем больше круг наших знаний, тем больше наше соприкосновение с непознанным, и тот, кто полагает, что знает больше, чем не знает, попросту начал терять зрение. Всезнание — это вовсе не знание всего, а первый звоночек старческого слабоумия. Этот феномен известен как Круг Анаксимена.
Как-то, гуляя в тенистой роще, Анаксимен беседовал со своим учеником.
— Скажи мне, — спросил юноша учителя, — почему тебя часто одолевают сомнения? Ты прожил долгую жизнь, у тебя богатый опыт, ты учился у великих эллинов. Как же так получилось, что столь многое тебе до сих пор неясно?
Философ начертил посохом на земле два круга, маленький и большой, и сказал:
— Твои знания подобны маленькому кругу, мои — большому. Вне этих кругов — неизвестность. Чем шире круг познаний, тем с большей областью неизвестного он граничит. И, чем больше человек узнаёт, тем больше вопросов у него появляется.
Ну что же, я готов спрашивать и готов внимать. Так получилось, что я долго работал с информацией и теперь хочу знать, с чем имею дело, но, для того чтобы получить ответы, нам придется пуститься в дальний путь.
Я уже немного знаю маршрут, наш путь пройдет по таким сложным и таинственным местам, где нам не справиться без опытных проводников. Физику и поэзию я постараюсь как-нибудь взять на себя, также попробую испытать себя в Белой и Черной магии, но ничего не обещаю. Если мне понадобятся научные знания, я их изучу. Если для власти над феноменом мне понадобится Демон, я вызову его и подпишу с ним контракт. Если в процессе заклятия я начерчу защитный меловой круг и пентаграмму, прошу не падать в