с ликерами. Фейри взял три бокала и вытащил пробку из высокого сверкающего графина, и тело тут же напомнило мне, что меня мучает жажда. В бокалы полилась темная жидкость малинового цвета, и от этого зрелища у меня заныли зубы. Странная реакция – но я многого о себе не помню, чтобы знать наверняка.

Дорсин возвращает пробку на место, и на мгновение мне кажется, что в графине кровь. Однако цвет жидкости слишком темный, а консистенция слишком текучая для крови. Но меня шокирует, что мои вкусовые рецепторы оживают от одного лишь вида этого напитка. Я не помню его вкуса – так же, как и не помню своего имени, – по крайней мере, до того, как Дорсин его произнес. Но я все равно страстно желаю попробовать то, что разлито в бокалы, и я подозреваю, что жажда эта вызвана отнюдь не обезвоживанием.

– Почему я здесь? – Мой вопрос прозвучал хрипло. Это больше напоминало скрип песчинок, трущихся друг о друга, а не голос девушки с волосами цвета лунного света.

Все трое поворачиваются ко мне, но никто из них не собирается отвечать на мой вопрос – они лишь жадно меня рассматривают.

– Почему я ничего не могу вспомнить? Что вы со мной сделали? Если вы скажете мне, может, я смогу быть полезной. – Я снова пытаюсь звучать уверенно, но в моем голосе нет силы. И мои попытки так же жалки и бесполезны, как когда я пыталась помешать орку вылизывать свои бедра. Мне даже было бы смешно, если бы не было так чертовски страшно.

– Вы чем-то ее опоили? – Дорсин протянул оркам напитки.

– Дали только коготь ястреба, но мы это обсуждали – она должна была быть в отключке, чтобы мы смогли ее схватить и привезти.

Дорсин кивает, но взгляд, что вновь и вновь пробегает по мне, отсутствующий.

У меня на кончике языка вертится слово «пожалуйста», оно готово вырваться наружу вместе с другими мольбами, ползущими по моему горлу. Я готова умолять, чтобы они отпустили меня, не причиняли мне боль, рассказали, что происходит, но я проглатываю эти мольбы. Они, как пилюли, сухо скребли по горлу и падали, бесполезные, в глубины моей души. Я знала, что умолять бессмысленно – вижу это в расчетливом взгляде фейри. Они притащили меня сюда не просто так – видимо, ради выкупа, и если плата их не устроит, мое будущее в этих стенах будет наполнено болью и просьбами прекратить издевательства. Мне нужно найти другой способ, чтобы это чудовище услышало меня… чтобы ему стало не все равно.

– Тогда тост, – объявил Дорсин, повернулся ко мне спиной и поднял свой бокал. – За месяцы планирования, дни и часы исполнения и за грядущую жизнь в богатстве!

Он с легкостью опрокинул содержимое бокала в себя, и орки последовали его примеру, а затем поставили посуду на стол. Кругом тихо, и стук бокала о дерево – единственный звук в этой комнате.

– Мы с братом заслужили разрешения поиграть с чем-нибудь сегодня вечером…

– Две вещи, – перебивает брата Гат, а затем издает странный звук, будто прочищает горло, и хмурится.

– Да, нам нужны две вещи, – исправляется Эорн, его желтые глаза устремлены на Дорсина. – Которые мы можем сломать… с твоего позволения, конечно же.

Я содрогаюсь при мысли о том, о чем они просят. Им дадут какую-нибудь девушку из комнаты с клетками? Или им позволят вырвать другую несчастную из ее жизни, похитить, как они похитили меня?

Я дергаюсь и звеню цепями, и взгляд голодных желтых глаз Эорна тут же устремляется на меня, а на кожистых губах медленно расплывается ухмылка. Гат снова издает тот же странный горловой звук, и Эорн с раздражением поворачивается к нему.

Я жду, что Гат попросит отдать меня ему или предложит какой-то свой вариант, о котором брат забыл попросить. Но вместо этого он хватается за горло, и я вижу, как во взгляде обоих орков клубится замешательство.

Тихий, задушенный хрип вырывается из глотки Гата, как будто он подавился или с трудом может набрать в грудь воздух. Я не понимаю, что с ним не так, а затем комнату оглашает злобное рычание, и я вскрикиваю.

– Что ты сделал? – рычит Эорн, когда Гат с грохотом валится на пол.

Он делает шаг к Дорсину, а затем его бешеные желтые глаза расширяются от ярости и шока, и он хватается за собственное горло. Я слежу за взглядом орка, который мечется между фейри и пустыми бокалами на столе.

– Ты жалкий предатель, – шипит Эорн и делает еще один неуверенный шаг к Дорсину. – Я… тебя… прикончу, – задыхается он, но угроза его бесполезна, как и он сам – орк без сил падает вслед за братом.

От удара гигантского тела по полу проходит вибрация, и я ощущаю ее своими коленями. К такому повороту событий я не была готова, я настолько ошеломлена, что не знаю, что и думать.

– Прикончишь меня? – с издевкой усмехнулся Дорсин. – Я оказался быстрее, безмозглый ты мешок с дерьмом, – огрызнулся он, а затем обошел стол и грациозно уселся на стул.

«Зачем ему убивать их?» – спрашиваю я себя, и этот бессмысленный вопрос падает в кучу себе подобных – я сомневаюсь, что найду ответы на них до того, как меня саму убьют.

Я оглядываюсь на двух орков, один бьется в конвульсиях, да так, что я слышу треск костей. Я молчу и надеюсь, что моя смерть не будет такой мучительной. Краем глаза я замечаю какое-то движение, и мою грудь тут же сжимает страх: я вижу Эорна. Он медленно ползет ко мне, его злобные желтые глаза устремлены на меня, изо рта течет красная пена.

Цепи позволяют мне отодвинуться на полметра, и я ползу, пока мое тело не прижимается к теплому камню. Я в ловушке, а орк все так же медленно приближается ко мне.

Я вжимаюсь в стену, пытаясь сделаться меньше, и игнорирую боль, что поднимается по моей спине, пока я вдавливаю обожженную кожу в каменную плиту позади меня. Я открываю рот, чтобы закричать, попросить о помощи, как вдруг Эорн останавливается и начинает биться в судорогах. От вида ярко-зеленой крови, что течет у него из носа и глаз, я зажмуриваюсь, закрываю руками уши, пытаясь заглушить звуки его ломающегося позвоночника, чтобы они не проникли глубоко внутрь меня и не оставили шрамов на моей душе. Я заставляю себя раствориться в кирпичной кладке у меня за спиной, зная, что мне будет лучше, если она просто проглотит меня целиком и больше не выплюнет наружу.

Но ничего не происходит.

Никто не пытается спасти меня