Первое, что она заметила, войдя в квартиру, — это белоснежный книжный шкаф, и спросила, где я взяла его. Я сказала правду.

— Выглядит мило, — подытожила она.

— Нужно проделать то же самое еще десять раз, и тогда квартира будет полностью обставлена мебелью, — сказала я и тут же пожалела об этом: я не хотела, чтобы мама чувствовала себя плохо из-за того, что мои дела так обстоят, даже несмотря на то, что мы всю жизнь находились на грани нищеты.

Она присела за кухонный стол. Я налила вино в баночки из-под джема. Несколько минут она жаловалась на одиночество и говорила, как ей не хватает моего отца. Моя мать вдовеет уже пятнадцать лет, но до сих пор любит поплакаться об этом, как только ее личная жизнь становится скучноватой. Прежде чем уйти, она сказала:

— Я могу отдать тебе кое-какую мебель.

— Мам, все в порядке, — ответила я.

— Нет, правда, у меня есть кое-что для тебя.

Я даже не знала, о чем речь. «Кое-что»? Да она ничего не нажила за свою жизнь, и я снова отказалась. Тогда, рассердившись, она заявила:

— Я могу отдать своей дочери мебель для ее нового дома, если захочу.

В конце концов я согласилась на то, что она пришлет курьера с этой мебелью. После того как она ушла, я допила остатки вина в одиночестве.

Через несколько дней возле моего дома появился фургончик. Я вышла на улицу, чтобы помочь водителю перенести то, что он привез. Он был жилистый, подвижный, со сдержанной, волнующей и странной энергетикой. Волосы его вились мелкими кудряшками. Он представился как Алонзо.

— Я друг твоей матери, — сказал он.

Я не стала задавать вопросы. Мама всегда имела массу друзей. Более тридцати лет она была политическим активистом, вовлеченным в деятельность крайне левых организаций всевозможных направлений. Люди постоянно приходили к нам и уходили. И то, что кто-то решил помочь ей, совсем меня не удивляло. Друзья появлялись и исчезали.

Со стороны пассажирского сиденья из машины вышла женщина. Крупная блондинка, примерно в два раза выше и шире мужчины.

— Это моя девушка, приехала ко мне из Вирджинии, — сказал он.

Она помахала мне. Мужчина не назвал ее имени. Он открыл задние двери фургона.

Внутри оказались лампа, маленький журнальный столик, еще один книжный шкаф — ничего особенного, а также мягкое кресло с оттоманкой, даже роскошное, из черной кожи с деревянным корпусом, от «Имс» или отличная подделка. Я давно не навещала отчий дом, но была почти уверена, что мама отдала мне половину мебели из своей спальни.

Алонзо и его женщина перетащили ко мне всю мебель, кроме лампы, которую я донесла сама. Казалось, что женщина взяла на себя основную часть работы, пока Алонзо спокойно направлял ее. Когда они закончили, она обратилась ко мне:

— Если когда-нибудь решишь продать это кресло, дай мне знать. Оно мне очень нравится. Я такие люблю.

В ее голосе звучал настоящий голод. Эта вещь сделает меня счастливой; она доставит мне радость. Ей очень повезло, раз она знает, что делает ее счастливой. Я чуть не отдала ей кресло, но передумала, поскольку была стеснена в средствах и тоже в нем нуждалась.

Вместо этого я принялась рыться в кошельке в поисках чаевых, но Алонзо отмахнулся от меня.

— Твоя мать позаботилась обо всем, — объяснил он и передал мне свою визитку, на которой значилось сразу несколько профессий. Он был плотником, диджеем и мотивирующим оратором. Также он практиковал альтернативную медицину. — Звони мне, если что-то понадобится, — сказал он. — Я всем этим занимаюсь.

Мне кажется, он все понял. Я положила его визитку в кухонный ящик: первую визитку в своем новом доме.

Через неделю мама пришла посмотреть на то, как выглядит ее мебель в моей квартире. Она спросила про Алонзо, но вообще-то казалось, что она интересуется его спутницей.

— Он все сделал в лучшем виде? С этой своей девушкой? — спросила она.

— Кто он тебе?

— Просто друг. Ему нравится помогать людям. Он постоянно этим занимается, — ответила она.

— Я не встречала таких людей, — сказала я.

— Ну, значит, ты тусуешься не с теми людьми.

Прошло три года. Мне было почти тридцать два. У моей мамы появился новый бойфренд, с которым она в итоге рассталась, узнав, что у него в Майами есть другая.

— Все, с меня хватит. Этот был последним, — сказала она.

В это время мой брат женился на прекрасной женщине, которая на свадьбе выглядела как принцесса, и это заставило меня поверить в любовь. Даже если ее не существует для меня, она может быть у кого-то другого, и я смирилась с этим. На свадьбе я переспала с одним из друзей брата. Он удрал рано утром, не попрощавшись, и мы больше не виделись, пока несколько лет спустя я не наткнулась на его фотографию в газетной колонке свадебных объявлений. Тогда я подумала: «Поздравляю», но также и: «Да пошел ты», — даже несмотря на то, что я не испытывала к нему никаких чувств.

Кроме того, в течение этих трех лет меня два раза повышали на работе. Наконец-то я смогла выплатить долг за обучение, которое так и не закончила. После я купила приличные винные бокалы, новые книжные шкафы и кухонный стол. Тем не менее я оставила кресло и оттоманку, поскольку они мне нравились. Покупка новой мебели — это вроде бы взрослый поступок. Также я почти завязала с наркотиками, что кажется еще более взрослым шагом. Причем обошлась без посторонней помощи: я просто больше не могла выносить похмелье.

Но однажды ночью я приняла немного кокаина на дурацкой вечеринке по случаю дня рождения моего старого наркодружка. Я вошла в квартиру, где все уже были под кайфом, я чувствовала запах кокса, видела его на лицах гостей, и мне тоже захотелось, потому что то был мир без обязательств — это общество, эта группа людей, этот лофт в заднице Бушуика[6]. Я приняла совсем чуть-чуть и ушла до полуночи, еще до того, как все могло плохо обернуться, но потом начала отходить и поняла, что мне пиздец. Я приняла валиум, чтобы прийти в себя, но он не подействовал или сработал против меня, и я погрузилась в беспокойный сон. Прямо перед пробуждением мне приснился кошмар. Я избавлю вас от подробностей, потому что нет ничего более скучного, чем сны других людей, скажу только, что видела покойного отца. Я некоторое время не вспоминала о нем, даже активно прогоняла мысли о нем — без какой-либо видимой причины. Хотя, если бы я действительно заставила себя серьезно задуматься об этом, то, наверное, поняла бы, что такое поведение связано с чувством утраты, недовольством собственным существованием и страхом того, что я могу пойти по его стопам, — но это только предположение! Необоснованное, горькое, депрессивное предположение. В любом случае во сне он мне не угрожал, однако и дружелюбным однозначно не выглядел. Он был как будто светло-голубого цвета, сидел в кресле, вытянув ноги и положив их на оттоманку. Сон, кошмар, призрак — все вместе.