Нет, никаких любовников я заводить не буду. Отбил у меня Самохин такое желание напрочь!

* * *

Он пропал с горизонта ровно на три недели. Не звонил, не заходил — лечил, должно быть, свою побитую рожу. И я про него почти забыла.

Зато неожиданно объявился Барханов. Соизволил позвонить и порасспрашивать, как у меня дела. Я ответила, что ничего. Что загибаюсь со скуки. Что собираюсь удрать до начала осени в Сочи…

— Серьезно? — Барханов на другом конце провода задумался на секунду и вынес вердикт. — Одобряю. Что, уже купила путевку?

— Нет. Не хочу никаких турбаз или пансионатов. Там слишком шумно. Попрусь на юга дикарем, на машине. Найду какую-нибудь бабульку. Даже не обязательно на побережье…

— Погоди, — перебил меня Барханов. — Есть идея. У меня в Пятигорске сестра. Большой дом. Сад. Рядом озеро. Есть куда поставить машину. И главное, не к чужим людям поедешь. Как, Маринка?

— Да мне-то что? Хоть Сочи, хоть Пятигорск… — ответила я. — Лишь бы не Гудермес.

— Тогда я звоню сестре…

Так неожиданно была устроена моя курортная жизнь. И я не спеша начала собираться в дорогу. Вот тогда-то снова и объявился Самохин. С огромным букетом роз и с виноватым лицом он стоял на площадке возле моей квартиры, и я с ним столкнулась нос к носу, когда возвращалась из магазина. Смыться куда-либо не было никаких вариантов. Общаться с ним не было никакого желания. Тем паче, впускать в квартиру.

— Ну и чего ты приперся? — нелюбезно спросила я и не заметила протянутых мне цветов.

Стояла и с интересом разглядывала круглую самохинскую рожу. На правой брови свежий розовый шрам. Под левым глазом еще не до конца сошедший желтый синяк. И хорошо же я над ним потрудилась!

— Привет, — пискнул он. Такой скромненький! Такой нерешительный! — Поговорить бы, Марина.

— А перебьешься!

— Пожалуйста, Мэри. — И эта дрянь бухнулась передо мной на колени. На загаженный пол. Выставя перед собой, словно крест, букет красных роз. — Пожалуйста. Просто поговорить. Мне надо очень о многом тебе сказать!

— А ты все помнишь, что случилось в нашу последнюю встречу? — Я сунула в замочную скважину ключ. — Ты тогда мне тоже очень о многом сказал.

— Пожалуйста, Мэри! — Пластинку заело. Блюдцеобразная рожа покрылась красными пятнами, и на ней выступили круглые капли испарины. — Пожалуйста, милая. Неужели ты не умеешь прощать?

«Хм… „милая“, — ухмыльнулась я про себя. — Сначала была „женой“, теперь стала „милой“. Что дальше?»

— Черт с тобой, проходи. На десять минут, — позволила я и распахнула дверь.

Огромнейшим минусом, сформировшимся во мне еще в детстве, было то, что я не умела подолгу держать зла на людей. И была готова простить им самые изощренные пакости. Вот и сейчас я просто раскисла при виде стоявшего на коленях несчастного толстяка Самохина. И все мои благие намерения послать его на хрен испарились, как июньский туман при первых проблесках солнышка. Хотя намерение разъяснить ему то, что со мной он может ни на что не рассчитывать кроме простого знакомства, оставалось в силе. Сейчас-то он и узнает и про Антона, и про то, что я жду ребенка. И поймет, что в этой игре ему ничего не светит. Если, конечно, он не упертый дурак.

— Не сюда! Не в гостиную! — прикрикнула я на Самохина, как только он просочился в квартиру и, стянув с ног ботинки, остался в линялых носках. — На кухню! — Он провинился и был лишен привилегии сидеть в моих креслах. К тому же в гостиной царил предстартовый беспорядок. Ведь через несколько дней я собиралась уезжать в Пятигорск.

Самохин проковылял на кухню и скромно ткнулся обширной задницей в уголок табуретки. Я прошла следом за ним, вставила^в розетку штепсель от чайника и извлекла из пакета батон и упаковку копченой грудинки. Спросила:

— А тебе Коран позволяет кушать свинину? — И, когда Самохин с серьезнейшим видом кивнул, начала нарезать бутерброды. — Так чего ты хотел мне сказать?

— В общем, во-первых, — начал он таким официальным тоном, словно был не на кухне, а в кабинете у Путина, — я хотел бы перед тобой извиниться за то, что здесь начудил в последнюю нашу встречу.

«Начудил, — подумала я. — Шикарную он выбрал формулировку. Начудил, озорник, и не более».

— Тогда я был слишком пьян, — продолжал мой неудавшийся ухажер, — и, поверь, хулиганил не я, а проклятая водка. Но с выпивкой теперь все. Отрезано! — Самохин решительно рассек рукой воздух, а я подумала об отце, который на моей памяти «отрезал» где-то около сотни раз. — Ни глотка! Если хочешь, то можешь поставить условие, и я сразу пойду закодируюсь.

В силу сложившихся обстоятельств, мне было до фонаря, закодируется Самохин или останется алкашом. Поэтому я лишь коротко бросила:

— Дальше, — и принялась заваривать чай.

— Итак, я считаю, что все, что произошло три недели назад, это просто дурацкое недоразумение. — Официальный тон еще не утратил своей тяжеловесности. — И очень рассчитываю на то, что ты извинишь меня. И забудешь…

— Хорошо, извиняю, — перебила я. — Забыла. А ты-то хоть помнишь, что случилось тогда?

— Ну… — замялся Самохин. — Смутно. Отрывками… Кажется, я к тебе приставал…

— Мягко сказано. Что еще помнишь?

— Кажется… Пришли твои друзья, да? И меня избили…

— Короче, не помнишь. Ни черта ты не помнишь, Самохин. Мои друзья тебя бы просто прикончили. И закопали бы тело в парке… А отделала тебя я. Так что в следующий раз хорошенько подумай, прежде, чем меня домогаться.

Он молчал, и в наступившей тишине я, кажется, даже слышала, как гудятна форсаже его мозговые извилины. Самохину не дано было поверить в такое! Что его рожу расквасила я.

— Ты?!! Серьезно, Марина? А где ты научилась так драться?

В Таиланде, в лагере спецподготовки Организации. Но эта информация не для ушей российских гибэдэдэшников.

— Нигде, — пожала плечами я. — Просто ты был очень пьян. А я разозлилась. И отпинала тебя ногами. Извини, конечно, но другого выхода не было. Иначе бы ты меня изнасиловал.

— Ладно, забыли. Договорились, Маринка? — улыбнулся в первый раз за весь вечер Самохин. — Будем считать, что с этим вопросом покончено. Теперь о приятном… Я ведь пришел делать тебе предложение!

Эффектная пауза!

Ах какого он о себе высокого мнения! Даже не держит в своей тупой голове мысли о том, что это мне совсем не приятно.

— Давай-ка, мой милый друг, сразу отложим в сторону эту тему и больше не будем к ней возвращаться. — Я разлила чай по чашкам и устроилась за столом. — А чтобы тебе все было понятно, поясняю: у меня есть гражданский муж, которого люблю уже вот шесть лет. Он сейчас работает за границей. И вернется ближе к зиме. А я жду от него ребенка. Правда, это пока незаметно. Срок небольшой…