Джон кивнул ему и сел за соседним столом. Поедая свои бутерброды, он перебирал кипу принесенных с собой рыночных бюллетеней, на которые подписался на них более года назад. Просматривая их, Джон заметил, что их колоритный язык весьма далек от правильного английского языка, который он преподавал, и это показалось еще одной насмешкой над его нынешней работой.

– Читаем рыночные бюллетени. Не больно-то мудрый ход. Я бы еще понял, если это было бы что-то из-под пера великих инвестиционных авторов… – Раздался резкий голос Роберта Масгроува. Джон поднял глаза.

Роберт склонился над ним. Заядлый курильщик, он сильно пахнул табаком. Его коричневый твидовый пиджак, испачканный мелом, свободно болтался на изможденной фигуре. Джон почувствовал унижение, подобно школьнику, пойманному с порнографией под партой.

На измученном лице Роберта он прочитал отчаяние – результат жизни, полной разочарования, которой, возможно, не так уж много и осталось. Он и прежде слышал мнение Роберта относительно фондового рынка и не ценил их. "Отшутись от этого старикана" – сказал он себе и улыбнулся.

– Стараюсь не отставать от фондового рынка, – сказал он.

– Эти бумажки тебе не помогут, – буркнул Роберт Масгроув и подтянул стул рядом с Джоном. Подобно Древнему Моряку, он начал грустную историю своей жизни. – Много лет назад я, как и ты, вкладывал капитал в фондовый рынок. Я читал такую же муть. – Он щелкнул пальцем по бюллетеням Джона. – Это только помогло мне влезть в неприятности. Я терял тысячи, раз за разом.

– Вы, должно быть, учились на своих ошибках, – сказал Джон. "Возможно, я слишком много на себя беру" – подумал он.

– Я научился держаться подальше от фондового рынка, – сказал Роберт. – Я говорю детям, чтобы они опасались его. Алан Барнард со мной не соглашается.

Джон улыбнулся. Алан Барнард был шестиклассником, представлявшим себя инвестором; имел при себе мобильный телефон и во время перемен звонил своему брокеру. Другие мальчики высмеивали его за это. Барнард изучал продвинутый курс экономики, преподаваемый Робертом Масгроувом, и продвинутый курс английской литературы, преподаваемый Джоном. Барнард, когда видел такую возможность, пытался переключить разговор в классе на фондовый рынок.

– Мальчик думает, что разбирается в вещах лучше меня, – продолжил Роберт. – Он усвоит свой урок нелегким путем. Фондовый рынок не щадит тех, кто не уважает его.

Преподаватели возвращались в учительскую после ланча. Роберт вернулся в свое кресло. Его взгляды на фондовый рынок большинству из них надоели. Немногие учителя вкладывали деньги в акции, если не считать участия в приватизации государственной собственности много лет назад.

В конце дня Джон, как обычно, чувствовал себя выжатым лимоном. Он возвратился к дому, где снимал комнату. У входа прошел мимо своей домовладелицы Шейлы, блондинки едва за тридцать. Ее муж, примерно такого же возраста, работал продавцом в местном универмаге. Пара не имела детей.

Шейла ослепила Джона улыбкой. Она однажды намекнула, что они с мужем испытывают некоторые финансовые затруднения и по этой причине она сдала комнату на верхнем этаже. От этого ему было не по себе. Он шлепнулся на кровать.

В субботу вечером должна была прийти Салли-Энн. Они не могли, как обычно, встретиться у нее дома, потому что один из ее соседей по дому устраивал дикую вечеринку, на которую она не хотела идти. Но Шейла не любила, когда у Джона бывали гости.

– Да пусть хоть на стенку лезет, – сказала Джону Салли-Энн. – Ты же платишь за комнату.

Субботним полуднем он включил компьютер – наиболее ценное свое имущество, зашел на веб-сайт "Народных Финансов". История выбора акций "Народными Финансами" была катастрофична. По этой причине Джон опасался их самых последних советов. Общий комментарий также внушал подозрения.

– Никогда не было лучшего, чем сейчас, времени для приобретения акций компаний высоких технологий, – прочитал он. – Они находятся невероятно низко из-за недавних чрезмерных коррекций.

Побродив час по этому и другим сайтам, Джон почувствовал себя совершенно обессиленным. Несомненно, на сцене высоких технологий происходили какие-то удивительные события, главным образом связанные со сближением с общим рынком. Почему же тогда его собственные инвестиции в этих областях всегда оказываются неправильными?

Точнее сказать, какие инвестиции правильные? Все, кому не лень, предлагали свои советы по акциям. Некоторые советчики в Интернете поддерживали свои рекомендации неоспоримыми фактами, но Джон все более и более задавался вопросом, насколько они квалифицированные. Возможно, Роберт Масгроув прав. Фондовый рынок – опасное место. Но то, что учитель экономики потерпел неудачу как инвестор, не означало, что это же ожидает и Джона.

Когда Джон пугался, он говорил себе, что не хочет инвестировать и терять. Затем он смотрел на свою жизнь. А что он мог потерять? В возрасте 27 лет он не имел никакой собственности. Его доход смехотворный, а сбережения мизерны. Фондовый рынок всегда давал ему свет и надежду. Он живо вспомнил, как Тэрри, этот гуру фондового рынка, изменил жизнь Сандры.

Сандра, начав встречаться с Тэрри, стала носить дорогие платья и драгоценности – огромный скачок от затасканных джинсов и футболки. Затем она оставила свою скромную работу в торговой журналистике и поступила в "Клифтон холл", видную фирму по связям с общественностью в области финансов, частично принадлежащую Тэрри, на должность куратора клиентских счетов. Это сразу же удвоило ее заработок.

Работу устроил ей Тэрри. Он же помог вкладывать капитал в акции, но Сандра никогда не говорила о своем портфеле. Меньше года назад Джон относился к ней как к своей младшей сестренке немного не от мира сего. Теперь он полагался на нее.

Прибыла Салли-Энн и уселась с ним на его односпальной кровати. Они начали говорить о завтрашней вечеринке у его сестры. В отличие от Джона, Салли-Энн еще не познакомилась с Тэрри.

– Если Тэрри такая большая шишка в Сити, он сможет посоветовать тебе насчет инвестирования – одно его слово лучше, чем все эти веб-сайты, на которые ты ходишь, – сказала она.

Джон припомнил философию "Народных Финансов".

– Сити может видеть вещи неправильно.

– Только не Тэрри, – сказала она. – Твоя сестра доит его. Это можешь и ты.

– Преподавание в школе, конечно, не для меня, – усмехнулся Джон.

– В этом твоя беда, Джон, – сказала она. – Но это хорошая профессия.

Оба родителя Салли-Энн – учителя – жили в относительном комфорте в большом доме в Манчестере. Его рыночная стоимость, однако, составляла стоимость маленькой квартиры в приличной части Лондона. Они поместили Салли-Энн, своего единственного ребенка, в одну из лучших местных общеобразовательных школ, да еще во многом натаскивали ее дома.

– Меня вырвет, если мы еще заговорим о школе, – сказал Джон.

Салли-Энн рассмеялась.

– Сейчас мы будем заниматься только взрослыми вещами. – И она поцеловала его.