загрязнения, — объясняет Соломон, поднимая бокал к губам. — Я знаю лучший вид.

Она поднимает бровь, любопытствуя, но молчит.

— Мой родной город — одно из лучших мест в мире для наблюдения за звездами.

— Правда? — спросила она, поворачивая голову, чтобы посмотреть на него, ее волосы колышутся, посылая в его сторону аромат ее духов.

— Да. — Он придвигается к ней ближе. Она пахнет так, словно ее окунули в солнечный свет и ваниль. — Один личный вопрос. Но пусть он будет расплывчатым и слегка неинтересным. — Он не может удержаться. — Почему ты здесь сегодня?

Она поворачивается к нему лицом, ее красивое лицо открыто и уязвимо в темноте. С этим движением странность между ними рассеивается. Осталась только уютная тишина двух людей, которые знают друг друга всегда.

Она делает вдох и сосредотачивается на чем-то за его плечом.

— Убежала — это приемлемый ответ?

— Возможно. — Он пожимает плечами и делает еще один глоток виски.

— Я слишком много работаю, — тихо начала она. — У меня нет жизни. — Она отводит взгляд, словно смущаясь своего признания, затем снова смотрит на небо. — Или любви. У меня нет звезд. Моя мама всегда говорила: найди свои звезды, но у меня их нет. И никогда не было.

Грусть в ее голосе распирает его грудь.

— Звучит одиноко.

— Мне всегда одиноко, — вздохнула она, снова обращая на него свой взор.

Ее глаза вспыхивают, как вода, словно говоря: «Спаси меня».

Возьми меня.

И он берет. Он не может удержаться.

Соломон подходит ближе, обнимает ее и прижимается к ее рту. Он хочет ощутить ее запах на своей коже. На его бороде.

Она хнычет, скользит своими маленькими ручками по его груди, углубляя поцелуй.

Давно похороненное вожделение клокочет внутри него, царапая края его семилетней засухи. Рука была его единственным спутником за все это время. Словно напоминая ему о том, каким идиотом он был в своей монашеской преданности, из его уст вырывается рваный стон. Проклятье, нет ничего лучше этих сладких губ, прекрасной девушки в его объятиях, ее теплых, мягких изгибов, прижавшихся к нему в эту прохладную ночь.

Она маленькая и такая чертовски великолепная. Он просто может потерять голову.

Эта девушка. Его.

Мысль — это крушение поезда. Сосущий удар.

Крепче прижавшись к ней, он переместил руки к ее лицу, ее волосы запутались между его большими пальцами. Это пытка. Его член в штанах превратился в стальной стержень, и он хочет большего. Он хочет больше, но она…

Черт.

Он отрывается от нее. Делает шаг назад, обхватывая ее руками за плечи.

Она задыхается, когда его рот оказывается на ее губах.

— Что случилось? — Она моргает, ее пухлый розовый рот открыт в замешательстве.

— Ты пьяна, — хмыкнул он. Он привел ее сюда не для того, чтобы трахать. — Я не могу этого сделать. — Хотя его член кричит об обратном. У него три сестры. Если бы какой-то парень воспользовался ими? Он бы их убил нахрен. Она смеется, мелодичным смехом, который заставляет пламя желания лизать стенки его груди.

— О, может быть, у меня очень тонкий винный кайф, но я не теряю рассудка. Я не пьяна. — Она проводит ладонью по его щеке, и это прикосновение подобно щелчку электричества. — Клянусь. Я могу рассказать алфавит задом наперед. — И она произносит его.

Он смеется вслух, кажется, впервые за всю жизнь.

— Ты все еще не убедила меня.

— Не будь таким джентльменом. — Она фыркает. Ее полные губы изгибаются, она поднимается на цыпочки и прижимается к нему.

— Поцелуй меня, красивый идиот.

Сжав челюсти, Соломон покачал головой, хотя в нем боролись вожделение и осторожность.

И тут он видит это. Ее выражение лица. Пылающие карие глаза. Надутые губы. Розовый румянец, окрасивший ее щеки. Если он отправит ее обратно в бар, она найдет кого-нибудь другого.

Черт возьми, если он позволит этому случиться. Он хочет поцеловать ее больше, чем воздух.

Наклонившись ближе, он запустил руку в шелковистые светлые волосы и захватил ее рот своим. Поцелуй голодный и нежный, от него перехватывает дыхание.

Черт.

Он рискует потерять контроль над собой. Закипеть. Из него вырывается неловкий стон.

Девушка разрывает поцелуй, тяжело дыша. Взгляд ее дикий, хищный, сияющий.

— Ты живешь здесь? — спрашивает она, глядя на него тяжелыми глазами.

— У меня есть комната. В мотеле за углом.

— Отведи меня туда. — Она снова прильнула к его губам. — Покажи мне все звезды.

Девушка притягивает его лицо к своему, и он заключает ее в объятия, крепко прижимая к себе. Как будто если он отпустит ее, она исчезнет. Он ответит этой женщине. Черт возьми, он даст ей все, что она хочет, и даже больше.

Одна ночь, без имен, два удара сердца и все звезды во Вселенной.

II

ГЛАВА 3

6 МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ

Прошло девять миллионов сто шестьдесят девять дней с тех пор, как Тесс Трулав в последний раз занималась сексом.

Или, по крайней мере, так кажется.

Сто восемьдесят два, примерно.

Рев двигателя крана-паука заглушает шум лос-анджелесского движения, когда оператор поднимает гигантскую бетонную статую в сад пентхауса Пенни Пейн. Ей сказали, что это скульптура трех сатиров, весело танцующих, — Тесс сузила глаза и покачала головой, — но для нее она выглядит как фаллос.

Пенис.

Член.

Большой член.

Она прикусывает губу.

Большой твердый бородатый…

Вопль крана вырывает ее из раздумий.

— Осторожно! — кричит она, вскидывая руки вверх, словно футбольный судья. Она бросает взгляд на беспечного оператора. — Эта статуя стоит больше, чем твоя арендная плата. — Ее язвительный взгляд переходит на долговязого стажера. — Еще раз проглотишь кофе, Ян, и я выверну тебе челюсть.

Вдохнув поглубже, чтобы сдержать скачок артериального давления, Тесс ждет, пока она проследит за тем, как статуя будет доставлена в сад, а затем начнет последний осмотр дома своего клиента — роскошного пентхауса в центре Лос-Анджелеса. Ее каблуки цокают по марокканской плитке, пока она проверяет последние штрихи. Она вдыхает. Шелк. Солнечный свет. Смог. Она останавливается у кушетки для обмороков, чтобы провести пальцами по бархатной текстуре подушки с надписью KEEP CALM AND DIE HERE (пер. СОХРАНЯЙ СПОКОЙСТВИЕ И УМРИ ЗДЕСЬ). Опустившись как можно ниже, она поправляет маленькое надгробие с крылатым черепом и песочными часами, используемое в качестве центрального элемента журнального столика.

Какофония, доносящаяся сверху, заставляет ее взглянуть на лестницу. Навстречу ей бежит Пенни Пейн с развевающимися за спиной розовыми волосами.

— Я люблю этот дом, я его обожаю!

Тесси смеется, когда Пенни быстро обнимает ее за плечи. Может быть, она и устала,