Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты знаешь, какова ее частота?
— Двенадцать герц. Сейчас постараюсь угадать высоту, — сказала я и на минуту задумалась. — Это та нота, что ты играл последней. 558 герц.
Эльтор кивнул и прикоснулся к другой грани. Ночной воздух наполнила мелодия флейты, нежная и мягкая, словно пух на крыльях совы.
— Красиво, — заметила я. Эльтор убрал транском от запястья.
— Хочешь сама попробовать?
Ответ на вопрос был очевиден. Хотела, и еще как! Я протянула руку за коробкой. Эльтор немного подвинулся и опустил руку на колени. Так что мне, чтобы взять транском, пришлось шагнуть поближе. Я сделала шаг, споткнулась о его ногу и… едва не свалилась прямо ему в распростертые объятия. Вернее, Эльтор обхватил меня за талию, чтобы я не упала. Ощущая себя круглой идиоткой, я схватила транском и попятилась.
— Если ты подойдешь ко мне, я покажу, как он работает.
Я осталась стоять на месте. Эльтор же продолжал сидеть на крыльце, прислонясь к перилам. Он широко расставил обутые в ботинки ноги и уперся локтями в колени. Рядом валялись куски штукатурки. Мне ужасно хотелось посмотреть, как работает транском, но при этом я опасалась подойти ближе. Мысленно взвесив все «за» и «против», я все-таки решилась и присела на ступеньки, но так, чтобы между нами осталось расстояние в пару футов.
Эльтор наклонился и дотронулся до серебристой фани. Она тотчас засияла золотом.
Я отпрянула.
— Что ты делаешь?
— Переключаю в режим электромагнитных колебаний.
— И что это значит?
— Прямо сейчас он строит антенну.
Эльтор развел руками, словно старался охватить и улицу, и дома, и даже небо.
— Везде.
— Но я ничего не вижу.
— Вместо нее ему служат дома. — Эльтор опустил руку на ступеньку, слегка задев пальцами мое бедро. — При этом он использует изменения в плотности воздуха.
Я отодвинулась.
— Ничего не чувствую.
— Ты и не можешь ничего чувствовать. — Эльтор пододвинулся еще ближе. — К тому же, — проворковал он, — есть вещи, которые чувствовать гораздо приятнее.
Его настроение было сродни реке чувственности, над которой вьется туман. Ощущение это было настолько необычным, что я от испуга выронила транском. Он выскользнул у меня из рук. Я успела заметить, как мои пальцы проскользнули мимо его граней, и они замигали. Транском упал у меня между ног, точнее, возле одного каблука-шпильки, и остался лежать, переливаясь гранями, словно драгоценности на дне реки.
Неожиданно из него донесся женский голос:
— …четвертый позвонивший выиграл два бесплатных обеда в «Кухне Моны». Так что, приятели, держите свои телефоны наготове…
— Oyga!
Я наклонилась, чтобы достать транском, и мои пальцы коснулись другой грани. Женский голос оборвался на полуслове, зато вместо него заговорил мужской, говоривший на незнакомом мне языке. Я отдернула палец.
— Что он сейчас делает?
Взгляд Эльтора был устремлен на мою опущенную между колен руку. Мне показалось, ему стоило немалых усилий отвести оттуда глаза и посмотреть мне в лицо.
— Что?
Я покраснела и поспешно свела вместе колени.
— Транском. Что с ним случилось?
— Он улавливает радиоволны.
Эльтор наклонился еще ниже. Теперь его грудь касалась моего плеча. Он прикоснулся к одной из граней транскома, и прибор умолк.
— Ты так и не сказала, как тебя зовут, — проговорил он мне едва ли не прямо в ухо.
Река его эмоций обтекала нас и не давала мне трезво мыслить. Я ощущала чувства Эльтора гораздо сильнее, чем чувства других людей, сильнее, чем чувства Джошуа. Что причиняло мне едва ли не физическую боль. Будь его эмоции резки, о них наверняка можно было бы порезаться. Но резкости я в нем не ощущала, одну только чувственность.
— Тина. Меня зовут Тина. 'Акуштина Сантис Пуливок. Сама не знаю, почему я представилась ему своим полным именем. Я всегда внутренним чутьем угадывала, когда оно может показаться человеку странным. А такое случалось не раз, и я перестала себя им называть.
— 'Акуштина, — повторил Эльтор. — Какое красивое имя. Как и ты сама.
Я вытаращила глаза. Меня удивило даже не то, что он нашел мое имя красивым, хотя, признаться честно, этого я меньше всего ожидала. Дело в том, что жесткое придыхание, с которым оно произносится, кажется многим уродливым — особенно если вы не говорите на цоцильском диалекте языка майя. Нет, меня поразило другое — то, что Эльтор произнес мое имя совершенно правильно.
Эльтор прикоснулся к пряди моих волос.
— Такие длинные, такие мягкие и такие черные. От него исходил слегка терпкий запах.
— А почему ты здесь одна?
Я попыталась не обращать внимания на запах, но это было невозможно. Никто из нас тогда даже не подозревал, что он потому испускает феромоны, что почувствовал рядом с собой человека с общим генетический кодом.
Я отодвинулась дальше.
— Возвращаюсь с работы. Меня ждут мои братья. — Откуда ему знать, что у меня нет братьев. — Наверно, они меня уже ищут.
Эльтор приподнял голову, словно прислушиваясь к звукам, недоступным простому человеческому уху.
— Как у тебя это получается?
— Что именно?
— Загружать меня. Заглушать мои мысли. По идее, моя сеть защищена от помех.
— Что-что?
— Я не могу думать. — Эльтор обнял меня за талию. — Ты наверняка что-то делаешь.
Теперь я ощущала его буквально кожей, вернее, ощущение его эмоций смешалось с реальным прикосновением, и я уже не могла отделить одно от другого. Нет, это уж слишком. Когда Эльтор наклонился ко мне, чтобы поцеловать, сама не знаю почему, но я обхватила его за шею руками. Я уже не контролировала свои действия.
Когда дело касалось мужчин, Мануэль был строг со мной, словно родной отец. Или, точнее, словно священник. Я смутно представляла, что со мной происходит в данную минуту. Успела понять я лишь одно — Эльтор целовался не так, как другие мужчины. Сначала он быстро провел кончиком языка мне по уху, затем коснулся моих закрытых век, а затем кончика носа. Когда он наконец добрался до моих губ, то одной рукой обхватил за талию, а другой придерживал мне голову, поглаживая большим пальцем щеку, пока его язык раздвигал мне губы.
Когда мы наконец оторвались друг от друга, он смахнул мне с лица волосы и спросил:
— Где твои братья?
Я посмотрела на него, все еще ощущая прикосновение его губ. Воздух был наполнен исходящим от него запахом.
— Тина? — прикоснулся он к моей щеке. — Ты слушаешь?