вдохновение во время этих остановок пропадает, и сказочник уже надолго, а то и совсем может не попасть в первоначальный тон сказки. Лучше поэтому, если желательно сохранить всю прелесть местного колорита сказки, со всеми особенностями, оборотами речи, красотами метких сравнений и остроумными словечками, — лучше в таком случае не перебивать I сказочника и, опуская лишние объяснительные замечания, какие очень часто любят вставлять не к месту иные сказочники, записывать одну суть сказки. Идеальной, в силу этих соображений, я бы считал сказку, рассказанную не для приезжего собирателя, а в своем крестьянском кругу, где-нибудь на ночевке у костра, на пожне, или в лесной избушке во время охоты, и которая была бы записана, напр., на фонографе что ли, да еще при условии, чтобы сказочник не знал, что его слушает приезжий, не свой брат, собиратель.

Желая записать сказки возможно точнее, я старался отмечать, за исключением оговоренных случаев, все особенности местного говора: мену ц и ч, звук ё, ударение, особенно там, где оно стоит на необычном в литературном языке слоге. Нужно ли говорить, что очень часто это не приходилось выдерживать при быстроте записей, при привычке к обычному правописанию и вследствие всех высказанных выше соображений.

Читателю сборника сразу бросится в глаза нестройность его, которую я сам болезненно чувствую. Некоторым извинением мне, может быть, послужит история сборника. Она такова. Зимой 1905 г. явилась возможность издать сказки моих записей на Печоре и в Поморье. Академик А. А. Шахматов любезно предложил присоединить к моим сказкам имеющиеся у него на руках свои записи, сделанные им в Повенецком, Петрозаводском и Пудожском уездах Олонецкой губ. летом 1884 года. Отделение Этнографии Императорского Русского Географического Общества ассигновало деньги на печатание книжки сказок в 15 листов; предполагалось напечатать выпуск одного из томов «Записок по Отделению Этнографии», который бы и заключал сказки А. А. Шахматова и мои.

Начав печатание и заглянув в архив Географического Общества, я нашел в ящике с материалами по Архангельской губ. несколько неизданных сказок и с согласия председательствующего в Отделении В. И. Ламанского извлек их и присоединил к своим записям.

Переписывая и подготовливая к печати записи А. А. Шахматова, я долго не мог получить часть этих записей, находящихся в Москве, у Е. В. Барсова. Пока шла длительная переписка с последним, часть записей А. А. Шахматова была уже напечатана; затем уже возвратил записи А. А. Шахматова и г. Барсов. И случилось так, что сказки одного и того же сказочника пришлось расположить не рядом (напр., сказки Л. Ф. Марковой №№ 79, 80 и 116; старушки Тараевой 78, 118, 119, 120; Дмитриевны из Кедрозера 90, 93 и 121; крестьянина из Илемской Сельги 107-109, 122 и 123). Вследствие того, что г. Барсов возвратил вторую часть записей А. А. Шахматова в то время, когда первая часть их уже печаталась, перемешались не только сказочники, но и селения, чего в своих сказках я тоже старательно избегал. С присоединением к записям Шахматова и моим сказок из архива Географического Общества печатный текст сказок возрос до 22 листов, а когда я извлек из Рукописного Отделения Академии Наук записи учителя Д. Георгиевского, он равнялся уже 25 с половиной листам.

Летом 1906 г. задумал съездить на Север М. М. Пришвин и, по моей настоятельной рекомендации ему обособленного, глухого и как бы законченного, со своеобразной жизнью Выговского Края, съездил именно туда. Там он записал свои сказки, и в сыром же совершенно виде отдал в мое распоряжение. Я записи Пришвина тщательно переписал, привел в порядок, приготовил к печати и присоединил к своему сборнику. Сборник вырос до 30 листов.

Летом 1907 года, по поручению Географического Общества, я опять съездил на Север, именно в Архангельский и Онежский уезды Архангельской губ., и записанные сказки опять присоединил к печатающемуся сборнику. Текста сказок скопилось до 37 печатных листов, и сборник получился крайне нестройный. Самые старые по времени, записи А. А. Шахматова находятся не в начале книги, и в них перемешаны сказочники; мои записи находятся в начале и в конце книги; вначале идут сказки Архангельской губ., потом Олонецкой, потом опять Архангельской. Потеряв в своей стройности, сборник зато выиграл в своей полноте, и может быть, читатели уже не особенно будут сетовать на меня за путаницу, в которой в конце концов, благодаря оглавлению и указателю, всегда можно разобраться.

Я обследовал край Низовой Печоры в былинном отношении и записал, можно сказать, полный репертуар былин той местности. Но никак не могу сказать, что я это сделал в отношении сказок. Ни одна из областей, где я записывал сказки, не использована мной в сказочном отношении в полной мере. Сказки составляют огромную научную ценность во многих отношениях. Но потому ли, что они везде встречаются и количество их еще очень велико, исследователи все еще до некоторой степени пренебрегают ими. Ни одной поездки, насколько помнится, не было сделано специально за сказками, а сказки, какие исследователи успевают записать, не хранятся, как должно, и часто готовые записи сказок постигает печальная участь. Сборник, составленный в Олонецком крае Д. И. Балосогло, в котором были и сказки, после его смерти попал в руки учителя Петрозаводской гимназии Дозе, который разорвал его на части и раздал гимназистам для ученических сочинений[2] С. В. Максимов свои записи сказок, сделанные на Севере, вручил П. И. Якушкину для передачи А. Н. Афанасьеву. У Якушкина, бродившего тогда по России всего с одним узелком, узелок этот с бельем, где были и сказки Максимова, украли в вагоне железной дороги, и записи, как предполагает Максимов, вероятно, были искурены «на цыгарки»[3]

Настоящий сборник сказок составился, можно сказать, также случайно. Самые старые в моем сборнике сказки А. А. Шахматова были записаны просто как диалектологический и лексический материал и, составляя большую ценность, как сказки, все же целых 22 года лежали без движения, потому что собиратель их занят был другими работами. Шесть лет прошло со времени записей сказок, сделанных мной на Низовой Печоре. В 1902 году я поехал на Печору с определенной целью записывать былины-старины. Когда сказители в селениях, где я записывал старины, были мною использованы и между поездкой в другое селение оставалось свободное время или ехать было еще нельзя[4], я занимался на Печоре поисками рукописей, осмотром архивов местных церквей и уже после всего записывал сказки. Таким образом, записывал я сказки на Печоре между делом, и они, конечно, не обнимают всего сказочного репертуара этой области. Могу сказать