– Потому что они приходили ко мне сегодня ночью, – хрипло сообщил Докукин.

– Кто – черти?

– Да… это были говорящие слоники.

* * *

Если бы я не знала Докукина много лет и не была уверена в том, что он просто не посмеет употреблять сильные наркотики, после которых можно увидеть не то что говорящих слоников, но и живых Минина и Пожарского (о чем мне недавно рассказывал один знакомый маргинал, балующийся галлюциногенами) – я бы подумала, что Коля просто «обдолбался» и теперь гонит пургу.

Но несомненно, это было не так. Хотя, чтобы гнать пургу, господину Докукину вовсе не обязательно было принимать различные психостимуляторы, седатики и галлюциногены.

– Так-так, – протянула я, пытаясь сохранять невозмутимость. – Значит, говорящие слоники? Просто превосходно.

И тут он вспылил. Впервые за время нашего достаточно долгого знакомства я увидела, как может злиться Коля Докукин.

– Даже не делай вид, что ты пытаешься мне верить! – рявкнул он, на самом излете фразы сбившись на писклявый дискант. – Я же вижу, что ты… ведь ты думаешь, что я слетел с катушек… так, кажется, сейчас принято выражаться? Или – крыша поехала?

Привлеченная этим фейерверком красочных и разнообразных звуков, в комнату заглянула тетя Мила – и обомлела.

– Коля? – выдавила она. – Это ты так шумишь, господи боже мой?

Коля немедленно стушевался и снова уткнулся носом едва ли не в собственные колени. Но это, вероятно, была только видимость, потому что через мгновение Докукин довольно агрессивно пробурчал, даже скорее проскрежетал голосом с недовольными металлическими интонациями:

– Ну… я. А что?

– Тетя Мила, будьте так любезны, дайте нам с Николаем потолковать, – вмешалась я, увидев, что лицо моей родственницы, не привыкшей к таким наскокам, особенно со стороны кроткого и рассеянно-застенчивого племянника ее приятельницы, немного помрачнело.

Та осуждающе покачала головой и вышла из комнаты, сухо поджав губы.

– Значит, говорящие слоники, – подытожила я. – Ничего, Коля, рассказывай, я и не такое слышала, так что выкладывай – любой, даже самый болезненный бред может оказаться самой горькой правдой.

Докукин вздохнул.

– Это было примерно около полуночи, – начал он. – Я работал за компьютером, только дело не клеилось… глаза болели, голова что-то кружилась… радужные пятна какие-то плавали… думаю, ладно, пора спать. Хотел глянуть на часы… и тут меня такой страх охватил: вместо часов торчит чья-то черная башка с белыми глазами… без зрачков… и пасть ворочается ярко-красная… как будто в рот этой твари напихали угольев. Я заорал и попятился, а башка как каркнет… и превратилась в кукушку на часах. Ну, думаю, доработался… монитор-то у меня без защитного экрана. – Коля вздохнул, и, сняв очки, пальцами правой руки начал тереть глаза.

– «Поднимите мне веки – не вижу», – резюмировала я завязку докукинской сказки о нечисти. – И ты что, Коля, на самом деле доработался до такого состояния, что часы показались тебе какой-то адской тварью?

– Да не какой-то… – пробормотал он. – В том-то все и дело, что не какой-то. Это была голова собаки… огромной черной собаки.

– Хорошо, сэр Генри Баскервиль, – произнесла я, – вполне допускаю, что тебе с твоим воображением и впечатлительностью может привидеться что угодно, но, кажется, не это напугало тебя больше всего.

– Да нет… в том-то все и дело. Я выпил на ночь успокоительного… снотворного, и улегся. Тщательно заперся на все замки, проверил ставни, чтобы, не дай бог… – Его голос вдруг сорвался от глухого клокочущего ужаса, он склонился ко мне и вдруг быстро забормотал: – Это ведь не только со мной такое… соседка говорила, что по ее дому кто-то ходил и стонал… так страшно стонал, что ее придавило к кровати… всю ночь пролежала с закрытыми глазами в холодном поту, боясь шевельнуться. А еще подальше… через кладбище… умерла старуха. Ее нашли утром на пороге… лицо все перекошено от ужаса… в руке держит топор, и… и…

– Ну? – воскликнула я, невольно захваченная страстностью и пугающей убежденностью в истинности излагаемого, буквально пронизывающими его рассказ.

– …и, по всей видимости, этим топором она хотела отрубить себе руку… потому что кость надломлена и несколько рубленых ран на предплечье. А люди, которые живут рядом с ней, говорили, что кто-то из них ночью вышел на подворье и увидел дом этой бабки… вокруг него плясали черные и зеленые змеи. Как языки костра.

– Не, ну это уж совсем оккультизм какой-то попер, Коля, – недоуменно проговорила я. – Зеленые змеи… зеленый змий. Этот, что вышел, как ты говоришь, на подворье, часом, не алкоголик? А то я слышала, на окраинах твоего Заводского района только и делают, что гонят самогон и сами же с ним усиленно борются.

Коля замотал головой.

– Милиция приезжала?

– Да приезжали… посмотрели, поспрашивали соседей, да и уехали – мол, несчастный случай, и все тут. Не мог ее никто убить. Сама она.

– А когда умерла эта старушка?

Докукин назвал число. Я кивнула, давая знать, что слушаю очень внимательно.

– Так вот, – собравшись с силами, продолжал он. – В ту ночь я никак не мог заснуть. Нельзя сказать, что совсем не спал, но только… плавал в какой-то полуреальности, ворочался с боку на бок, наконец задремал… но тут же проснулся от того, что почувствовал: кто-то на меня смотрит. Как током по жилам… ну, понимаешь. Я поднял голову – и тут все. Как камни на ноги и на руки сбросили. Двинуться не могу, руки свело, больно… а все равно. И стоят. Стоят… трое. Я их толком не разглядел, только видел хоботы и глаза… глаза огромные, словно… – Он поискал по комнате взглядом, будто пытался найти того, с кем можно сравнить огромные глаза его ночных посетителей, и наконец выдал: – Как розетки для варенья. Стеклянные. Знаешь, на кого похожи… на инопланетян, ну, те фотографии, что публикуют в журналах. Такие же – лысые, головастые, глаза как локаторы… без бровей и ресниц вообще. И хоботы – точно как у слонов.

Один шагнул ко мне и что-то сказал… я не разобрал… просто какое-то нечленораздельное бульканье. Он повернулся к остальным и потом… потом протянул ко мне руку. И тут я вырубился. Вырубился, как будто меня шандарахнуло током в триста восемьдесят вольт. Последнее, что видел, – это белая вспышка, которая сорвалась с его пальцев и упала на меня.

Докукин договорил и, задыхаясь, умолк, лихорадочно сверкая на меня обычно тусклыми и маловыразительными, блеклыми глазенками.

– Так обычно начинается очередная серия «Секретных материалов», – произнесла я и, видя, как протестующе напрягся и дернулся было в мою сторону Николай, быстро добавила:

– Нет, я хочу тебе верить, но…

– Но пока не находишь для этого оснований, так? – договорил он с непривычной для него жесткостью.

– Быть может.