Прибыв на место работы, Ларссон и Лейфби ведут себя в точном соответствии с инструкциями. На этот раз их отправили опрашивать народ на предмет поиска свидетелей. Ни того ни другого пока не видно, и я отмечаю про себя, что это скорее к лучшему.

Я направляюсь к мусорным контейнерам, распространяющим кислый запах. Присаживаюсь на корточки, ощущая поднимающийся от земли холод. Но чувства мои так притупились после таблетки, что и холод кажется не таким пронизывающим, как в первый раз, и вполне терпимым.

За одним из контейнеров на снегу проступают отчетливые следы. Там кто-то стоял. Сделал пару шагов вперед, потом отошел снова. Ботинки довольно изношенные, какие носят те, кто не имеет средств купить новые.

– Виктория, – тихо зову я, отрывая Мауритцон от лежащего на земле тела. – Мне кажется, здесь кто-то стоял.

Она что-то записывает в блокноте и кладет его в нагрудный карман комбинезона.

Я иду в сторону улицы, мимо заградительной ленты, достаю сигарету, закуриваю. Из клуба – музыка, что-то старое, танцевальное в новой аранжировке. Глухо пульсируют басы. Мелодия кажется мне знакомой, я слышал ее подростком. На какое-то время она возвращает меня лет на пятнадцать назад, когда я еще учился в школе и многого ждал от жизни.

В кармане куртки вибрирует мобильный – сообщение от Сэм.

Ты спишь?

Нет, работаю.

Как прошел вечер?

Я делаю затяжку, обдумывая ответ.

О’кей… Убийство в Васастане.

Подумав, стираю последнюю фразу и пишу вместо нее:

Ты как?

Скучаю по тебе, – приходит ответ, и на душе делается тоскливо.

Тогда до завтра?

Да, завтра было бы хорошо.

Я думаю, что бы это значило. В обычные дни мы не откладываем свидания на завтра, Сэм готова заехать за мной в любое время.

В поле моего зрения появляется хорошо одетый мужчина. Он решительно шагает сквозь снег – волосы тщательно причесаны, полы расстегнутого пальто развеваются на ветру. Молча поднимает руку, не спуская глаз с моей сигареты. На лице гримаса брезгливости, граничащей с отвращением.

– Счастливой Лючии, – приветствую его я.

– Угостишь? – Мужчина смущенно озирается.

Это Габриэль Бирк. Я протягиваю ему наполовину выкуренную сигарету, и он высасывает из нее остатки жизни.

– Не знал, что ты куришь, – замечаю я.

– Ты много чего не знаешь. Кто руководитель следственной группы?

– Ты.

– Я?.. Но нам нужен комиссар. Морелиус?

– В отпуске.

Бирк закатывает глаза.

– Тогда позовите Каландера, он точно не в отпуске. Несколько часов назад я видел его возле сосисочной на Санкт-Эриксгатан, и вид у него был весьма озабоченный.

– Тот, с топором, порядком его доконал. – Я киваю.

– С Тегнергатан?.. Ну да… А если Бэкстрём? Уж лучше он, чем ничего.

Я качаю головой.

– Бэкстрём в управлении.

– Бедное управление…

Бирк гасит окурок о стену, делает движение уйти, но останавливается и нюхает воздух:

– Ты блевал?

– Нет.

– Но воняет блевотиной. В таком случае кто-то сблевал на тебя.

– Как будто нет.

Бирк хихикает. Потом достает пару перчаток из кармана пальто:

– Где он?

– Там, на заднем дворе.

* * *

– У нас свидетель. – Я поднимаю глаза к окну с рождественской звездой. – Йон Тюрелль. Думаю, он видел убийцу.

– Откуда ты знаешь?

– Я говорил с ним.

– И что же он видел?

– Кое-что видел, но…

– Что?

– Ему шесть лет. Так, по крайней мере, сказала его мать.

– Шесть лет? – Бирк морщится. – Прекрасно…

Он садится на корточки рядом с трупом. Лицо Томаса Хебера исполнено неземного покоя.

Визитница лежит на прежнем месте, возле рюкзака. Бирк берет ее, достает идентификационную карточку.

– Красивый мужчина, – замечает он.

– Такие тоже умирают, – отзывается Мауритцон.

Бирк возвращает карточку и визитницу на место, поднимается и озирает место преступления, будто осваивается.

– Он пришел сюда. – Я имею в виду Хебера. – Он стоял здесь. Возможно, еще один человек явился раньше его и прятался за одним из контейнеров. Потом – еще один, тот, что всадил нож Хеберу в спину. С большой долей вероятности он подошел сзади. Когда Хебер упал, тот, последний, рылся в его в рюкзаке. Что-то нашел, насколько мы можем предположить, и скрылся. Возможно, прихватил с собой мобильник Хебера, поскольку здесь его нет. Он направился в сторону Сити. Потом ушел и тот, что прятался за контейнерами – так утверждает свидетель. Скорее всего, именно тот, что прятался, и позвонил в полицию. Вопрос, что он тут делал. Вполне может быть, оказался здесь случайно; какой-нибудь наркоман или бездомный…

– Но твоему свидетелю шесть лет, – напоминает Бирк.

– Тем не менее его показания вполне согласуются с тем, что я вижу. Кто-то стоял за контейнерами.

– Будем надеяться, что объявятся и другие свидетели. – Бирк снова оглядывается. – На первый взгляд похоже на ограбление… но почему не взяли наличные?.. Должно быть, здесь все-таки что-то другое.

– Именно, – соглашаюсь я. – Вопрос что. Может, ему был нужен его мобильный?

– Мобильный? В рюкзаке? – недоверчиво переспрашивает Бирк. – Ты свой где носишь?

К нам приближается Маркстрём, с блокнотом в одной руке и пластиковым стаканом с кофе в другой. Я спрашиваю себя, видел ли когда-нибудь Маркстрёма без еды или напитка. Хотя, с другой стороны, я знаю его не так давно.

– Томас Маркус Хебер, – провозглашает он и с шумом втягивает в себя кофе. – Родился в семьдесят восьмом году. Холост, детей нет. Числится проживающим на Ванадисвеген, дом пять, меньше километра отсюда. Одиннадцать лет назад был признан виновным по статье о нанесении телесных повреждений, а за год до того – о нарушении общественного порядка.

– Избиение и нарушение общественного порядка… – повторяет Бирк и поворачивается ко мне: – Займешься этим?

Я киваю, снова поднимаю глаза к окну:

– Займусь.

Йона в окне нет. Должно быть, мать уложила его спать. Я думаю о том, не повредила ли ему наша беседа и то, что он видел. Что приснится ему сегодня ночью?

– Завтра, – уточняю я.

– А я займусь его квартирой.

– У тебя есть ключи?