– Куда это ты? – поинтересовался дедушка Эдгар.

Джо тут же ссутулился и насупился.

– Домой, – ответил он. – Заберу вот кота. Его Марианна к себе возьмет.

К сожалению, эту версию загубил на корню сам Фундук: он выскочил из кухни и стал тереться о ноги Марианны.

– Только он удирает все время, – глазом не моргнув, заявил Джо.

Марианна глубоко вздохнула, отчего у нее закружилась голова: нельзя так долго не дышать.

– Джо, я его сама заберу, когда пойду домой. А ты иди, отдашь маме корзинку.

– Да-да, – сказал дедушка Эдгар. – Тебе надо собрать вещи, Джозеф. Ты ведь с завтрашнего дня работаешь в замке.

У Джо отвисла челюсть, он вытаращился на дедушку Эдгара. Марианна тоже вытаращилась. Они-то думали, что раз Бабка выжила из ума, то и планы ее уже не считаются.

– Кто вам сказал?!. – выдавил Джо.

– Бабка, еще вчера, – ответил дедушка Эдгар. – Тебя там уже ждут. Ну, ступай.

И он зашагал к выходу, подталкивая Джо перед собой.

Марианна хотела уже пойти домой следом за Джо, но тут в переднюю вышла мама и сказала:

– Марианна, Джой говорит, что осталась еще ее тарелка бутербродов. Принесешь?

Марианна призналась, что бутербродов больше нет, и тогда ее послали в «Герб Пинхоу» принести пирожков со свининой, которые напекла тетя Элен. Когда она вернулась, тетя Джой снова отправила ее в деревню повесить на дверях почты объявление «Закрыто по семейным обстоятельствам», а потом папа послал ее за преподобным Пинхоу. Преподобный Пинхоу пришел в Лесную усадьбу вместе с Марианной, очень серьезный и встревоженный, и сразу спросил, почему никто до сих пор не позвал доктора Каллоу.

Беда в том, что доктора Каллоу Бабка ни в грош не ставила. И, похоже, услышала слова преподобного Пинхоу, поскольку тут же раскричалась:

– Ква, ква, ква! Холодной рукой на живот! Говорю я вам, это все капуста на заре!

Но преподобный Пинхоу настаивал, что нужен врач. Марианну отправили звонить доктору Каллоу, а когда доктор приехал, опять начался крик. Из криков Марианна, сидя на лестнице с Фундуком на коленях, слышала в основном «Нет-нет-нет!» и иногда оскорбления вроде «Ах ты вязаный кальмар!» и «Да я бы тебе и лишай почистить не дала!»

Доктор Каллоу вышел в переднюю в сопровождении мамы, папы и большинства тетушек, качая головой и говоря что-то про «круглосуточный уход». Все заверили его, что Эдгар уже этим занимается, и доктор уехал. Следом за ним удалился и викарий, а тетушки направились в кухню наделать еще бутербродов. Тут они обнаружили, что в доме совсем нет хлеба, а из прочей снеди только баночка сардин. Поэтому Марианну снова отправили с поручениями – к пекарю, к бакалейщику и домой к тете Дине за яйцами. Марианна не забыла купить и кошачьего корма и вернулась тяжело нагруженная, ужасно завидуя Джо, которому удалось так легко улизнуть.

Каждый раз, когда Марианна возвращалась в Лесную усадьбу, Фундук бросался ей навстречу, словно она была единственным человеком на всем белом свете. Марианна брала его на руки, гладила и невольно косилась на стеклянный колпак, где раньше был хорек. Каждый раз она с некоторым облегчением убеждалась, что под колпаком виднеется желтый мазок с оскалом на одном торце.

И вот наконец, уже ближе к закату, на подъездной дорожке послышался лязг, цокот и скрип коляски дедушки Эдгара. Вскоре дедушка Эдгар прошагал в дом, ведя за собой двух сиделок крайне профессионального вида. Обе были в просторных темно-синих плащах и с маленькими квадратными чемоданчиками. Когда мама, тетя Пру и тетя Полли показали им, где спать, сиделки заглянули в кухню, увидели нагроможденные на огромном столе горы провизии и объявили, что готовить не входит в их обязанности. Мама успокоила их, что этим будут заниматься все тетушки по очереди, на что тетя Пру и тетя Полли переглянулись и свирепо уставились на маму. Затем сиделки деловито прошагали в гостиную.

– Ну, милая, – донеслись до Марианны на лестнице их суровые голоса, – сейчас мы уложим вас в постельку, а потом вы выпьете чашку вкусненького какао!

Бабка тут же снова завопила. И каким-то образом, визжа и отбиваясь, просочилась в переднюю в окружении плотного кольца родственников. Никто, в том числе сиделки, похоже, не знал, как быть. Марианна печально смотрела на совершенно беспомощных маму с папой, на дедушку Лестера, нервно ломающего руки, и на дядю Чарльза, который бочком-бочком крался к своему велосипеду. Самообладание сохранила, пожалуй, только тетя Дина. Раньше Марианна считала, будто тетя Дина, пухленькая и светловолосая, только и умеет, что укрощать коз и кормить кур, но тут тетя Дина взяла Бабку под локоть – очень заботливо, и так же заботливо наслала на нее успокоительные чары.

– Что ж вы так раскричались, старая вы сарделька, – ласково проворковала она. – Вам же помочь хотят, глупышка! Идите-ка наверх и дайте переодеть вас в ночнушку.

И Бабка покорно побрела наверх с тетей Диной и сиделками мимо Марианны с Фундуком. По дороге она поглядела сверху вниз на Марианну – совсем как раньше.

– А ты, деточка, возьми пока моего кота, – сказала она. Почти совсем нормальным голосом.

Вскоре после этого Марианна смогла наконец отправиться домой вместе с мамой и папой и с Фундуком в охапке; кот слегка елозил.

– Уф, – выдохнул папа. – Надеюсь, теперь все утрясется.

Папа больше всего на свете любил мир и покой. Он хотел только одного: чтобы им с дядей Ричардом не мешали спокойно делать красивую добротную мебель с утра до вечера. В сарайчике за Дроковым коттеджем они сколачивали кресла, в которых сразу становилось легче на душе, столы, заколдованные так, чтобы все сидевшие за ними были счастливы, буфеты, отталкивающие пыль, гардеробы, отпугивающие моль, и еще много-много всего. На прошлый день рождения папа сделал Марианне конторку в форме сердечка и с потайными ящичками. Ящички были по-настоящему потайные: их можно было найти, только если знаешь нужные чары.

А вот мама совсем не ценила мир и покой.

– Ха! Наша Бабка – прирожденная скандалистка и такого случая точно не упустит!

– Ну, Сесили! – упрекнул ее папа. – Я понимаю, ты недолюбливаешь мою маму…

– Тут вопрос не в том, кто кого недолюбливает! – с жаром возразила мама. – Она из хоптонских Пинхоу! И пока твой отец не женился на ней, была та еще городская фифа! Она сама его окрутила, Гарри, и кому, как не тебе, это знать! Это ей надо сказать спасибо, что ему пришлось уехать в этот медвежий угол и поставить на себе крест, вот так вот!

– Сесили, Сесили! – Папа многозначительно показал глазами на Марианну.

– Ладно, считай, я ничего не говорила, – притихла мама. – Но я сильно удивлюсь, если она даст нам спокойно вздохнуть, и неважно, в своем она уме или нет!