Мимо нужного дома она действительно не прошла, да и в остальном мужик с пакетом соли тоже не соврал: дом был красивый, солидный и своей остроконечной крышей над третьим этажом действительно напоминал собор. Ступени крыльца, из-за льда покатые и блестящие, взывали к осторожности: перил не было. Однако девушка, процокав каблуками по дорожке, без колебаний взлетела к дверям. Не обнаружив звонка, хотела постучать, но заметила справа от крыльца полоску света и замешкалась. Вновь спустилась по округлившимся ступеням, прошла вдоль кривой, образованной наполовину врытыми в землю бордюрными камнями, и, обнаружив освещенную из окна чугунную лестницу, зашагала по ней вниз. Вот окно, ага, за ним и дверь. И ветер здесь не достает. Внутри – то, что одни назвали бы меблировкой в сельском стиле, другие, скопищем хлама в подвале. Помедлила у окна; удалось разглядеть старую женщину за столом. На столе перед ней были дуршлаг, газеты и салатница. Девушка постучала в стекло и, когда женщина посмотрела вверх, улыбнулась. Та очень медленно поднялась и неожиданно резво засеменила к двери.

– Тебе чего? – Дверь отворилась ровно настолько, чтобы глянуть в щель. Одним серым глазом.

– Насчет работы, – сказала девушка. Изнутри потянуло чем-то связанным с морем.

– Тогда ты не по адресу, – сказала старуха, и дверь захлопнулась.

Девушка стала биться в дверь, стуча и выкрикивая:

– Там сказано Монарх-стрит! Ведь это дом один, дом один же!

Ответа не было, и тогда она опять перешла к окну, заскреблась в него, постукивая ногтями левой руки, а правой прижала к освещенному стеклу газетную вырезку.

Неотрывно глядя на девушку оловянными с досады глазами, старуха тоже пошла к окну, потом перевела взгляд с лица девчонки, с ее застывшей умоляющей улыбки, на клочок газеты. Подслеповато сощурилась, снова поглядела девушке в глаза и снова на бумажку. Махнув рукой в сторону двери, исчезла из поля зрения, но перед тем ее глаза полыхнули ужасом; вспыхнули и погасли.

Впустив девушку, старуха не поздоровалась и сесть не предложила. Взяла бумажку с объявлением, прочитала. Карандашный кружок отделял несколько строк объявления о найме от тех, что ниже и выше.

Компаньонку и секретаршу ищет бизнес-леди зрелых лет. Работа легкая, но требует ответственности и доверия. Обращаться к миссис Г. Коузи.

Силк, Монарх-стрит, дом 1.

– Откуда это? – Тон женщины обвинял.

– Из газеты.

– Это я вижу. Но из какой? «Харбор джорнал»?

– Да, мэм.

– От какого числа?

– Сегодняшнего.

Та отдала объявление.

– Что ж. Наверное, будет лучше, если ты сядешь. – Металл в ее голосе стал помягче.

– Это вы миссис Г. Коузи?

Она смерила девицу взглядом.

– Если бы это была я, без тебя знала бы про твою бумажку, как думаешь?

Девчоночий смешок прозвучал кратким звоном колокольчика.

– Ой, в самом деле. Простите.

Обе уже сидели, женщина вернулась к прерванной работе: лущила креветок Двенадцать перстней, по два на трех пальцах каждой руки, ловили свет потолочной люстры и, казалось, возвышали ее труд – из нудной тягомотины превращали в таинство.

– У тебя имя есть?

– Да, мэм. Джуниор[6]. – Старуха подняла взгляд.

– Это папаша твой выдумал?

– Да, мэм.

– Господи помилуй.

– Хотите – можете звать меня Жуни.

– М-мм, не хочу. А второго имени папаша тебе не дал? Какая-нибудь Гуль, Голь? Мась, Пусь?

– Вивьенн, – отозвалась девушка. – С двойным «н» на конце.

– Еще и с двойным «н»? Ты здешняя?

– Ну, как бы да. Но я надолго уезжала.

– Никогда не слыхивала, чтобы в наших местах кто-нибудь назвал девочку Вивьенн – хоть с двойным «н» на конце, хоть с одинарным.

– Ну так они-то не местные. Они приехамши.

– И откуда же?

Кожаная куртка звучно скрипнула, оттого что Джуниор Вивьенн передернула плечиком и потянулась через стол к посудине с креветками.

– Откуда-то с севера. Мэм, можно я помогу вам с этим делом? Я классно готовлю.

– Нельзя. – Старуха воздвигла ладонь как преграду. – Ты мне ритм собьешь.

Над закипающим на плите чайником поднялся плюмаж пара. Позади стола стена была заставлена посудными шкафами, дверцы которых, потускневшие и захватанные, будто сами были сделаны из теста. Молчание двух женщин растянулось, стало напряженным. Джуниор Вивьенн заерзала, кожаным скрипом перекрывая щелканье креветочной шелухи.

– А что, мэм, здесь миссис Г. Коузи или как?

– Здесь.

– Ну, так можно я поговорю с ней? Пожалуйста.

– Дай-ка я взгляну еще разик. – Прежде чем взять объявление, старуха вытерла руки посудным полотенцем. – «…Требует ответственности и доверия», надо же! – Ее губы сжались. – Без этого никак. Естественно, – неодобрительно проговорила она и выпустила зажатую между большим и указательным пальцами бумажку, будто пеленку бросила в бак с водой. Снова вытерла руки и взялась за очередную креветку. Как раз у ногтя в вынутом из панциря полупрозрачном тельце виднелась темная нежная жилка. Ювелирно точным движением она жилку выдернула.

– Пожалуйста, разрешите мне наконец увидеться с миссис Коузи! – Джуниор оперлась подбородком на ладошку, постаравшись улыбкой смягчить настырность.

– Да чего там. Конечно. По той лестнице наверх, потом по другой лестнице. На самый-самый верх. – Она указала на лестничный марш, который начинался из ниши за плитой.

Джуниор встала.

– А как меня зовут, тебе, похоже, все равно?

Джуниор обернулась, осклабившись в деланном смущении.

– Ах да, мэм. Простите. Конечно нет. Я так волнуюсь!

– Кристина меня зовут. Если получишь свою ответственную работу, тебе это имя придется запомнить.

– Да-да, конечно, я надеюсь. Рада познакомиться, Кристина. В самом деле. Второй этаж, вы сказали? – На ступенях ее сапожки зазвучали глухо.

Кристина отвернулась. Ей следовало сказать: «Нет, третий», но она не сказала. Тупо уставилась на огонек под кастрюлей с рисом. Собрав креветочные шейки, бросила их в кипящую воду и прибавила огонь. Вернулась к столу, выбрала головку чеснока и, по обыкновению любуясь своими богато украшенными руками, отломила от нее два зубка. Их она мелко нарезала и оставила на разделочной доске. Старый холодильник «Филко» заворчал, затрясся. Прежде чем нагнуться к его нижней камере, Кристина успокоительно хлопнула холодильник ладонью, думая: что, что гадина затевает? Должно быть, испугалась, а может, и каверзу какую-то готовит. Если так, то какую? И как она ухитрилась без моего ведома поместить в газете объявление? Кристина взяла серебряную супницу и от того же сервиза стеклянную бульонную чашку; вздохнула: в углублениях двух «К», переплетенных вензелем на крышке, серебро почернело, и ничем эту черноту не возьмешь. Подобно всем в доме вензелям и завитушкам, эта двойная буква «К», когда-то нарядная, стала едва различимой. Даже на черенке ложки, что лежит в кармане фартука, инициалы, когда-то навеки сцепленные, превратились в тени на серебре. То была маленькая кофейная ложечка, но Кристина старалась любую пищу есть только ею – просто чтобы быть ближе к той девочке, которой эту ложечку подарили, не отпускать от себя образы, что она навевает. Выковыривая ею ломтики персика из домашнего мороженого, она вся отдавалась удовольствию, и пусть ветер обдает десерт песчинками, еще лучше – ближе к тем стародавним пикникам на природе.