— Мой дорогой падаван, никогда больше. Этой девочке нужен экстрим, адреналин, опасность. Рядом с ней бумага загорается. Настя играет с огнём, мне это не подходит. Я её больше на порог не пущу. Правильно писал Николай Васильевич, все они — ведьмы.

И захлопнул дверь.

Изумлённый Тимур вышел из подъезда и направился к Насте, которая понуро курила в теньке под платаном.

— Выкладывай, что стряслось! Вы поругались? Я Оскара таким несчастным никогда не видел. За что ты обидела моего друга?

— Тима, мне неловко, что так вышло. Мы хорошо начали. — Настя бросила в траву яркую вязаную сумку и уселась на неё, прислонившись спиной к платану, — Оскар сходу предложил сыграть Summertime. Он подготовился заранее, распечатал текст, потом включил фрагмент из крутой пластинки Фицджеральд и Армстронга, пятьдесят седьмого, если не вру. Расчехлил этот чудесный гроб, Rhodes piano, и заиграл, так вкусно, так сладко, у меня аж ёкнуло. Я от волнения не попала в ноты, закашлялась. Но твой друг оказался очень деликатным, заиграл снова, и со второго раза я спела — криво, конечно, сфальшивила, но спела. Оскар так странно посмотрел на меня:

— Вы поразительная, Настя. Знаете, а вас можно учить. Если найдете для музыки один вечер в неделю, я сделаю из вас певицу. Запишете со мной альбом, сыграем концерт — а дальше, как захотите. Только умоляю, не в местный кабак и не к совковым массовикам-затейникам!

Мы продолжили, и тут я поняла, что задыхаюсь. В забитом окне нашлась малюсенькая форточка. Но она не помогала, а вентилятор оказался сломанным.

— Оскар, простите меня за наглость, пожалуйста. Очень душно. Можно, я сниму блузку и останусь в лифчике?

— Милая девушка, чувствуйте себя, как дома. Я — почти дедушка, можете меня не стесняться. Хоть голой по моей квартире гуляйте, главное — пойте. И давайте я вам включу холодный душ.

Настя подняла с газона пачку ментоловых сигарет Esse и закурила ещё одну. Тимур наморщил лоб.

— И ты, разумеется, вышла из душа совершенно голой и отправилась петь?

— Тима, ну он же сам предложил! Да и мужчина в три раза старше меня… Он интеллигент, твой друг, в конце концов, чего опасаться? Я подумала, что Оскару понравится: от меня не убудет, а музыка только лучше станет. Глупо, я знаю. Как круглая дура поступила.

— Ты могла хотя бы в трусиках остаться, не?

— Тима, если честно, у меня такое телосложение, что в жару трусики сильно натирают, и я их летом не ношу. Юбка длинная, без палева. Так вот, что там дальше. Мы продолжили играть, и я думала, что всё ок, пока Оскар не задел вазу с колосками из хрусталя, всё это счастье нахуй со звоном тут же разбилось вдребезги. Я знаю, это ёбаный стыд, — прошептала девушка, — прости, что подвела тебя.

— А что потом было?

— Ничего. После того, как ваза упала, он попросил меня уйти.

— Ок, — Тимур протянул руку Насте и поднял её с травы лёгким рывком, — мы так поступим. Завтра вечером я позвоню моему другу и побеседую с ним. Отойдёт, я уверен.

— Спасибо, — Настя улыбнулась и подхватила сумку с травы. — Ты обещал пикник после репетиции. Всё в силе? Или отбой позорнице?

— Пойдём, провокаторша. Я знаю красивое озеро в Бахчисарайском районе, через минут сорок уже будем купаться.

Тимур завёл мотор своей жёлтой «копейки», машина выехала на трассу у ресторана «Шайба», и в салон ворвался ветер. Настя тут же уснула на заднем сиденье, положив сумку под голову. Цветастая юбочка колыхалась на загорелом бедре. Сейчас ветер дунет, приподнимет её и… Тимур в последний момент увидел красную Мазду на встречке, дёрнул руль, потом выдохнул. Нужно не залипать в это долбаное зеркало, иначе въебусь куда-нибудь и девочку угроблю. Насмотрюсь на неё уже на озере.

Парень чувствовал себя странно. Он вырос в строгой семье, в которой родители никогда не раздевались перед детьми, в бане парились исключительно в плавках и купальниках, а слово «секс» у всех вызывало ступор. Дед Тимки, уважаемый агроном, на улице всегда приговаривал, указывая тростью на плакаты с девчонками, продававшиеся в киоске:

— Милый внучок, эти дамы духовно мертвы, у них нет души, только сиськи торчат. Ишь, ножки как раздвинула, бесовское отродье. Розгами бы стегать их до крови, да на картошку потом отправить, а то вертят сраками перед глазами моего любимого внука. А бывает, дорогой, эти блядины в кабаках раздеваются, за деньги. Я стрелял бы их нахуй из двустволки!

Девушки с плакатов смущали Тимура, но на них хотелось смотреть ещё и ещё, и он пялился, пока дед не утаскивал внука за руку от киоска. Слова про фотомоделей — вонючие, испачканные злом, повисали в воздухе, а потом их прибивало ветром к земле и несло куда-то в канализацию. Вот и сейчас сладко спящая Настенька, которую ласкал солнечный свет из окна, совсем не выглядела бездушной и духовно мёртвой, хотя час назад устроила бедному Оскару самый настоящий стриптиз. А ещё непривычно, что она такая нежная и — матерится. Хотя, согласен, некоторые чувства можно выразить только матом.

На озере не было ни души. Со старого дуба одиноко свисала тарзанка, тополя дамбы шелестели о том, что лето пришло навсегда. Тимур нашёл красивое место для пикника — глинистый берег, над которым поднимались молодые сосны. Хотя, купание тут вряд ли удобное: с невысокого обрыва нужно или прыгать, или спускаться по обрубку старого каната, зато есть вид.

Бросив вещи на обрыве, Тимур быстро разделся догола и прыгнул в прохладную воду.

— Прости, не сказал тебе: я убеждённый нудист! — крикнул он из воды девушке, которая расчёсывала волосы и заплетала их в косу.

— Не, ты просто ко мне подмазываешься, — засмеялась она, — у нудистов не бывает следов от плавок! Ты врун, и поэтому я перед тобой сегодня не разденусь.

Настя отвернулась к соснам, сняла блузку, потом лифчик, снова надела блузку, сбросила юбку на траву и подошла к обрыву.

— Эй, нудист-неудачник, а ты можешь отвернуться, пока я спускаюсь в воду? Я тебя стесняюсь.

— Ещё чего!

— Ладно, гад, я пойду в обход.

Девушка пропала под соснами, а потом подплыла к Тимуру, улыбаясь. Вода оказалась слоистой: верхний слой хорошо прогрелся, но со дна били ключи, и за ноги хватало холодом. Из-за скал появились кучевые облака. На дамбу вышел рыбак в панаме.

Накупавшись, парочка вылезла по канату на берег, перепачкав ноги в глине. В мокрой блузке Настя выглядела так пленительно,