Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нина почтительно поприветствовала вошедшего. Он молча кивнул в ответ, оглядывая небольшую опрятную комнату.
Приходил он нечасто, но каждый раз пытливо рассматривал аптеку Нины. Вот и сейчас взгляд его обежал полки с резными накладками: на одних выстроились горшки и кувшины, на других – деревянные ларцы без украшений. Ларцы у Нины добротные, разных размеров, с надписями – где по-гречески, где по-латыни, где и вовсе с арабской вязью.
Прищурился Лука, вгляделся в поблескивающие гладкими боками стеклянные сосуды на дальней полке – нет ли новых? Под невысоким потолком висела деревянная перекладина, к ней привязаны пучками травы, какие-то холщовые мешочки, видать, с кореньями – этим добром его не удивить, все травы ему знакомы. Тут и полынь, и шалфей, и страстоцвет – всего не перечислить.
Полное гладкое лицо Гидисмани перекосила вымученная улыбка, пока он разглядывал новый рабочий стол, что Нина заказала недавно. Крепкий, из светлого дерева, ножки с узором, толстые. Сбоку на столе стопкой сложены полированные дощечки, пара тонких мраморных плиток. Из простого глиняного горшка торчат ручки аптекарских ножей, потемневшие от частого использования медные и деревянные палочки, плоские лопаточки.
Когда взор Луки добежал до небольших коромысловых весов, глаза его сузились, губы задвигались. Стоили эти весы целое состояние, купить Гидисмани их мог, но жадничал. Заставлял своих подмастерьев мерами пользоваться.
Заметив, как взгляд гостя остановился на весах, Нина чуть слышно вздохнула. Не дело это, когда завидуют. Тем более Лука Гидисмани. Она ему и не конкурент даже – у него и аптека большая, и почти все патрикии да их лекари к нему в аптеку за товаром посылают. И в гильдии он один из самых важных. А весы она не ради бахвальства ведь купила. С иными снадобьями страшно превысить положенное, а если недомерить, то и помогать не будет.
Еще муж ее покойный, Анастас, такие арабские весы хотел купить, да больно уж дороги были. А тут Василий прислал ей увесистый кошель. И посланец его сказал, что для аптекарши, что самой императрице снадобья для красоты делает, весы нужны непременно. Велел выбрать самые лучшие.
И вот оказалась Нина теперь меж двух огней. Не станешь же Луке объяснять про василиссу[7] и великого паракимомена[8] Василия Лакапина. Только хуже сделаешь.
Почтенный аптекарь совладал с собой, прошел к скамье с подушками, с достоинством разместился. Дерево под ним жалобно скрипнуло.
Нина налила для гостя вина в серебряную чашу, разбавила горячей еще водой. Гидисмани поблагодарил кивком, понюхал вино. Не удержался, кинул на Нину взгляд. Та плеснула вина себе в медную чашу, тоже развела водой, глотнула. Гидисмани вздохнул.
– Вот так вот, Нина. Уж вроде столько времени прошло, а все отравления побаиваюсь. В гостях аж стыдно порой.
– Ничего, Лука. Осторожная-то нога редко и оступается.
Он покивал. Глотнул и отставил чашу, огладил расчесанную и аккуратно подстриженную бороду.
– Говорят, убили кого сегодня?
– Вот хоть бы наши молитвы до Господа так быстро доносились, как в большом городе дурные вести, – перекрестившись, вздохнула Нина.
– Как у тебя-то он оказался? – невинно округлив глаза, осведомился Гидисмани.
– Грех тебе, почтенный, на беззащитную женщину пустые поклепы слушать да верить им!
– Ну не кипятись, Нина. Слухи, они же, как волна морская – накатила да отпустила. Ты его, видать, не знаешь?
– Да откуда ж? Ладно бы по соседству жил, а то ведь с кораблем пришел. – Нина раздосадованно глянула на окно.
За долгими разговорами и ночь наступит, а у нее заказы еще не сделаны.
– Это он тебе сказал, что с кораблем пришел?
– Да ничего он мне не сказал. Помер он.
– Откуда ж он? Ромей или из заезжих купцов, может? – Лука допил вино, вытер пухлые губы ладонью.
– Ромей вроде и по речи, и по одежде. Сапоги в соли морской, на руках мозоли, как у воинов бывают, да у тех, кто на кораблях ходит. А оружия при нем не было. Денег тоже. Одежа только да сапоги.
Нина встала, забрала пустую чашу у гостя. Он помолчал, снова окинул аптеку завистливым взглядом. Наставительно произнес:
– Тебе бы, Нина, выйти замуж. Что ж ты все одна? Ты послушай, что я скажу. Ты женщина неприветливая, неуживчивая, красы в тебе тоже, сама знаешь, не много. Купец тот к тебе вроде захаживал, так ты уж помалкивай, угождай, глядишь, и замуж возьмет. И будешь ты жить мужней женой. И никаких поклепов на тебя возводить не будут. Видано ли дело, чтоб женщина сама лавку держала, да столько лет замуж не шла. Не по-божески это, Нина. Не по правилам.
Нина было вскинулась сердито, но при упоминании купца покраснела, опустила голову, язык прикусив. Раздраженно запихала выбившийся локон под платок, сложила руки на груди.
– Ты, Лука, коли по делу пришел, так говори, что надобно. А сплетни слушать да нравоучения твои мне недосуг.
– Вот видишь, строптивая ты, – начал опять Гидисмани. Но, глянув на сердитую аптекаршу, махнул рукой. – Я к тебе за тем порошком опять, что кровь останавливает да рану чистит. И ежели ты бы мне состав рассказала, я бы и не беспокоил тебя с этим. Так ведь развела тайны на пустом месте.
– Порошок пришлю тебе, завтра поутру приготовлю и пришлю. А сейчас ступай – засиделся ты у меня, а мне новые слухи не нужны. От этих бы отбиться.
– Ну как скажешь. Мне тут корень мандрагоры принесли, да мне много. Возьмешь заместо оплаты?
– Возьму, – подумав мгновение, промолвила Нина. – Отчего же не взять.
Поторговавшись, они сговорились. Гидисмани достал из кошеля сверток, положил на стол. Нина развернула, осмотрела, понюхала. Вроде и правда мандрагора, не бриония. Хотя та тоже ядовита, но действие у нее другое. Да и дешевле она.
Нина завернула корень, кивнула. Лука окинул ее напоследок взглядом, разгладил на своем круглом животе тунику и, запахнув плащ, покинул аптеку.
Нина с силой потерла рукой лоб. Раздраженно выдохнула, взялась убирать травы и настои по местам. Раскладывала заказы, чтобы завтра кому самой отнести, кому с Фокой послать. В баню уже не успеть сегодня – солнце вон к горизонту клонится. В аптеке сумерки заполняли углы, скрывая узоры на сундуках и полки с кувшинчиками. Слабо еще перемигивались угольки в очаге, давая немного света.
Нина разожгла фитилек. Из теней блеснул бок цветного стеклянного светильника, что привез ей в подарок Винезио.
Нина после намеков Луки и так не могла мысли собрать,