сопротивления. Правой рукой она стянула трусики и отбросила их в сторону, и застонала, когда его пальцы проникли в нежное, влажное тепло самого заветного уголка ее тела.

Ее стон лишил мужчину остатков самообладания. Их губы встречались и расставались, поцелуи становилась все более жадными, требовательными, долгими. Эшли запустила пальцы в темные волосы этого неугомонного мужчины, настойчиво притягивая его ближе, еще ближе. Он резко стянул свои пижамные трикотажные брюки, которые очень ярко обрисовывали степень его возбуждения. Мужчина не мог больше ждать, она — судя по задыхающимся «да, да» — тоже. С коротким вздохом он наконец-то вошел в нее.

Эшли болезненно дернулась, словно стараясь высвободиться, но он был слишком большим, слишком тяжелым и слишком глубоко в ней, чтобы ее попытка к бегству увенчалась успехом. Все тело Эшли напряглось, застыло. Ее лоно казалось ему невероятно, невыносимо тугим.

Глаза молодой женщины широко распахнулись. Эшли ловила ртом воздух. Почувствовав, что он вот-вот соскользнет с нее, она вцепилась коготками ему в бедра, не отпуская.

— Сделай мне хорошо, — прошептала она. — Пожалуйста, сделай мне хорошо.

И тут он наклонил голову, закрыл поцелуями глаза Эшли, чтобы не смотреть ей в душу. Коснувшись губами ее рта, ощутил, что она слишком напряжена. Медленными, нежными поцелуями, легкими, как крылья бабочки, он заставил молодую женщину расслабиться, почувствовал, что Эшли снова готова ему отвечать. Ее застывшее, тугое тело обмякло и понемногу, очень медленно приняло его в себя целиком.

Только когда руки Эшли заскользили по его спине, он решился действовать чуть более энергично. Одно движение, чуть глубже и сразу назад. Не ощутив сопротивления, он подхватил ее под ягодицы, показал, что ей будет легче и она сможет двигаться свободнее, если разведет ноги шире.

— Луна, как хорошо! — И он начал плавно раскачивать Эшли, пока она не ухватила ритм, не начала сама экспериментировать вместе с ним движения этого древнего как мир танца.

Он освободил ее груди от бюстгальтера, начал ласкать их языком и губами. Продолжая целовать ее соски, опустил руку вниз, между ее бедер, и погладил самое чувствительное место.

Дыхание Эшли сбилось, пальцы впечатались в его плечи.

— О боже…

— Да. — Медленно, постепенно, сосредоточившись только на ней, он подводил Эшли к пику. Еще совсем немного.

Эшли зажмурилась, задрожала и хрипло застонала. Только после этого он позволил своему ноющему от так долго сдерживаемого желания телу взять верх над разумом.

— Ну что ж, давай знакомиться, — сказал, как только откинулся на спину, глядя в потолок.

Эшли расхохоталась. Она протянула ему руку, все еще задыхаясь от пережитого удовольствия.

— Эшли. Эшли Салливан.

Он тоже рассмеялся. Пожал ее руку. Они продолжали лежать, пытаясь выровнять дыхание и все также глядя в потолок.

— Ник. Ник Вулф.

Ник (Вулф) Герра поверить не мог своим ушам, когда отец вызвал его в кабинет и сообщил последнюю новость.

— То есть как это — ты отправляешь меня в Мунтаун? Это какая-то дипломатическая миссия?

— Крайне дипломатическая, — криво ухмыльнулся старый оборотень, откинувшись на спинку дорогого кресла с витиеватым узором. Все в его кабинете было сделано со вкусом

— золотая отделка, старинные барельефы, огромные полотна в резных рамах на стенах, тяжелые портьеры, скрывающие от дневного света. В этой обстановке отец смотрелся донельзя органично — этакий глава клана Сопрано, мафиози в чистом виде.

Такая параллель, которую Ник мысленно провел в голове, ему понравилась — ему показалось это верным. Отец, как альфа стаи, заправлял практически всеми делами, решая даже минимальные вопросы. Он судил и миловал, мог быть судом высшей инстанции, при этом обладал хитрым и изворотливым умом.

Таким, в котором сейчас его сын усомнился.

— Что мне делать в Мунтауне? — Ник пожал плечами и уселся в кресло, закинув ногу на ногу. При этом он расправил свернувшуюся брючину на правой ноге, чтобы все выглядело идеально. Этот жест не укрылся от отца — альфа хмыкнул в ладони, сложенные в замок у рта.

— Мунтаун остался без альфы. Человек, который должен был занять его место, погиб при загадочных обстоятельствах. Но это нас не волнует. Ты должен оказаться там, разведать обстановку.

— Это глупо, отец. — Ник не сдавался. Ему не хотелось уезжать в другой город, тем более одному, и отец это прекрасно понимал. Младший Герра стал слишком человеком, и в меньшей степени волком. Альфа же решил напомнить своему собственному сыну о той крови, что струилась в его венах и заставляла чувствовать неудобство каждое полнолуние.

— Ты просто хочешь от меня избавиться.

— Естественно, хочу, — альфа расправил руки, что выдало его нетерпение. — Пора тебе выйти из зоны комфорта, ты не находишь?

Ник поднял свои черные брови до линии роста волос. То, что он учился в другой стране, после приезда занялся бизнесом отца и было, по его мнению, этим самым выходом.

Вдруг дверь в кабинет приоткрылась и в проем заглянула мать. Ее белокурые волосы выскользнули из заколки, и она тут же ухватила прядь белыми длинными пальцами, похожими на пальцы пианистки.

— Мальчики, не пора ли вам немного отдохнуть? Я сделала кофе, — она подмигнула Нику. Парень расслабился — мать всегда приходила на выручку к нему в самые ответственные моменты. Например тогда, когда он решил уехать из дома на пять лет на учебы. Или тогда, когда отец решил назначить его бетой огромной стаи. Или сейчас, в тот самый момент, когда альфа решил сплавить собственного сына из родного дома в Мунтаун, город, где царили беспорядки, учиненные оборотнями.

Ник немного расслабился, сладко улыбнулся матери, благодаря за помощь, и даже практически встал, чтобы направиться за ней и выпить предложенный кофе по — турецки — его в этом доме делали просто на уровне лучшего ресторана мира, как тут отец хлопнул ладонью по столешнице.

— Стоять! — воскликнул он. Голос, вроде бы негромкий, прозвучал в темном кабинете, словно выстрел без предохранителя. Мать, которая так и стояла, улыбаясь в дверях, вздрогнула от неожиданности и отпустила руку от лица. Непослушная прядь снова упала ей на лоб. Она сдула ее краем губ и тут же скрылась за дверью.

Ник мысленно застонал. Все понятно — с отцом лучше не спорить.

— Мы еще не договорили, — отец снова вернулся в то же положение, что и до этого — сложил пальцы замочком у рта, облокотился о свой массивный стол. — В Мунтауне нет альфы. Оборотень, который должен был по законам стай занять его место, погиб после драки. Никто не претендовал на лидерство, и сейчас там царит полнейшая разруха.

«Нам-то какое до этого дело», — хотел сказать заметно заскучавший Ник. Телефон в его кармане начал надрываться от виброзвонков и молодой человек напрягся — взять сейчас трубку перед отцом значило бы подписать себе смертный приговор.