– Пенелопа Львовна, – заявил после этого следователь, – видите, что получается: у меня аллергия на ваши духи!

– Я вас умоляю, – лениво заметила Пенелопа и покосилась на часы.

Часы показывали без десяти четыре. Рабочий день у следователя Лотарова сегодня до пяти тридцати. Если не повезет и его не вызовут по срочному вызову, то сидеть ей здесь еще долго, каждые пятнадцать минут отказываясь от чая из подозрительного стакана, и гнать подальше воспоминание о носовом платке следователя, который он засмаркивал три дня назад, тот же это платок, или… Нет, так не годится. Пенелопа определила себе время до половины пятого.

Расслабившись на стуле, вытянув ноги и скрестив их, она, чуть покачивая острым носком правой туфельки, постаралась направить сморкательный потенциал и сосредоточенность Лотарова в нужное русло.

– Девчонка неплохо образована, артистична и имеет неуемное воображение. Тип неврастеничного шизоида с отклонениями в гениальность. Годам к тридцати, после третьего развода, засядет писать романы.

– И что, – поинтересовался следователь после продолжительного молчания, – ничем больше, кроме как написанием любовных романов, эта психованная человечеству не угрожает?

– А это смотря в чьи руки она попадет. Я предложила спонтанный вариант ее будущего, а вы, судя по всему, готовы засадить ребенка в исправительное учреждение года на два и тем самым в дальнейшем изрядно уменьшить процент раскрываемости по особо тяжким и мошенничеству.

Шевеля губами, следователь переварил полученную информацию и поинтересовался, как же это следует понимать? Если судмедэксперт угрожает, то почему перед ним на столе лежит такое странное заключение по результатам обследования несовершеннолетней девочки Алисы? Такое, можно сказать, успокаивающее? А если Пенелопа Львовна позволяет себе критиковать методы наказания, употребляемые судебной системой в нашей стране, то ей следует помнить, что она…

– Что она является винтиком этой самой судебной системы и должна относиться к ней с почтением и здоровым прагматизмом, – закончила Пенелопа за следователя уже заученную наизусть фразу. – Я работаю в этой самой системе по совместительству, – зевнула она и перекинула ноги, теперь легко покачивалась левая туфля.

Следователь поинтересовался, знакома ли работающая по совместительству Пенелопа Львовна с материалами дела? Пенелопа покивала головой и опять зевнула. Замахав на нее вдруг рукой, открыв угрожающе рот, следователь наклонился под стол, где благополучно чихнул. Пенелопа закрыла глаза и терпеливо выждала сморкание в заветный платок, отслеживая про себя все звуки.

– Я хочу знать, что это за духи такие, – взял следователь ручку.

– Зачем? – открыла глаза Пенелопа.

– Видите платок? – Лотарову удалось быстрым движением вытащить из кармана платок и протянуть его через стол, прежде чем Пенелопа отшатнулась. – Никогда в жизни не пользовался. А этот специально ношу для встреч с вами. Я направлю духи на санитарную экспертизу.

– Сто двадцать долларов за флакон.

– Ладно, проехали, – сдался следователь. – Как бы вы меня описали? – вдруг спросил он.

– Описала? – удивилась Пенелопа.

– Ну да, – Лотаров постучал по папке с делом Алисы К. – Вот тут у вас есть подробное описание внешности обследуемой и ассоциации, которые у вас эта внешность вызывает. А как бы вы меня описали?

На часах – четыре пятнадцать. Пенелопа в тоске смотрит на руки Лотарова, любовно разглаживающие платок.

– Честное слово, – вздыхает она, – не знаю, зачем вам это надо. Если потребуется в ходе какого-то расследования…

– А чтобы решить раз и навсегда – насколько я могу доверять вашим психологическим зарисовкам, – перебивает ее Лотаров.

– Ладно, я попробую. Мужчина сорока – сорока пяти лет, склонный к полноте, с необычайно густой вьющейся шевелюрой до плеч. Особое внимание на круглом лице со здоровым румянцем привлекают усики, за которыми наш герой, вероятно, ухаживает с исступлением холостяцкого одиночества: непосредственно под носом уточкой они густые, но потом постепенно сходят до тонких, загнутых кверху кисточек, что придает пухлому розовощекому лицу оттенок кошачьей хитрости. Не знаю, стоит ли добавить, что на этом оформление брезгливо изогнутого рта не заканчивается: под нижней губой, чтобы как-то сгладить сутенерский оттенок усиков, устрашающе топорщится маленьким треугольником этакий «вместобородник», подобие бородки.

Итак, перед нами скептик, не отказывающий себе в удовольствии как следует загрузить желудок на ночь, однолюб, надеющийся решением кроссвордов в свободное время поддерживать ум и эрудицию в состоянии профессиональной необходимости. Наблюдателен, – Пенелопа вдруг заметила, что завелась, – упорством и выдержкой добивается того, чего его коллегам не добиться умом и риском, его нельзя назвать чистюлей, но в разработке дел аккуратен, хотя наличием нюха и интуиции похвастать не может. – Пенелопа погасила глаза, спрятав их под ресницами, переставила ноги, подумала и подтянула их к себе, потом вскинула на Лотарова уже спокойный взгляд и заметила: – И это все. О нем.

– Разочаровали вы меня, Пенелопа Львовна, честное слово, разочаровали. Я же знаю, что вы по мне собственное расследование делали. Мое дело для вас по знакомству выдернули из архива. Изучали. Вы всегда так предвзяты в мелочах?

– Я судьбу пятнадцатилетней девочки не могу считать мелочью.

– Ну да, ну да… У вас же присутствует тот самый нюх и интуиция, так? Что это вы унюхали, Пенелопа Львовна?

– Ваше дело мне ничего не дало. Но раз уж вы заговорили о моей профессиональной интуиции, ладно, играем честно. В вашем личном деле нет некоторых порочащих следователя прокуратуры сведений. После развода с женой вы стали посещать китайский публичный дом. Жена ваша, уроженка города Рязани, женщина крупная, в теле, волосы рыжие, нрав жесткий. И какой же вывод я делаю из двух этих фактов? Навряд ли сорокатрехлетний мужчина пойдет развлекаться с миниатюрными китаянками в припадке ностальгии по жениным ласкам.

– Давайте чайку выпьем, – следователь достал из стола пачку заварки. – И зачем же он туда пойдет?

– Первый раз может пойти из интереса к экзотике, – Пенелопа смотрела, как Лотаров встал, налил воду в чайник и теперь выскребывает старую заварку из кружки, повернувшись к ней спиной. – А вот в шестой или восьмой раз – это уже система. Тут для меня что может быть интересным? Мотив.

– Пенелопа Львовна, ну какой у мужика может быть мотив, когда он идет к платной проститутке, честное слово, что вы мудрите? – добродушно заметил Лотаров, и Пенелопа вдруг поймала на себе его взгляд. Взгляд этот как раз задержался на ее коленках.

– Это вы правильно заметили. Мотив – вещь условная. И трудно доказуемая, так у вас выражаются? – она покачала головой, отказываясь от чая, – Лотаров помешал заварку ложкой, а ложку потом вытер своим платком. – Вы можете говорить, что ходите в китайский публичный дом для удовлетворения мужских инстинктов, а я при желании ограничу эти ваши инстинкты патологией. К примеру, я могу сказать, что мужчина, предпочитающий хрупкое недоразвитое женское тело, вполне может иметь склонности к педофилии.