— Да-а, после сорока и с нами, и с нашими знакомыми всякое может случиться. — Нитта указал пальцем на фамилию отправителя, указанную на открытке, и улыбнулся Ханаэ: — А когда это ты успела замуж выскочить?

Ханаэ рассмеялась:

— Да это не то, что ты подумал. Просто я наконец решила открыть свою настоящую фамилию.

— Настоящую фамилию? Разве твоя фамилия Конда? Ты же всегда была Миёси. — Нитта сказал это как бы по инерции, совершенно не задумываясь.

— Да вообще-то я была Миёси, но в тот год, когда мы окончили школу, стала Кондой. Меня удочерили. Ты же помнишь Конду?

— Это тот старик, у которого были дома?

Ханаэ кивнула и, пообещав, что после все объяснит, снова направилась к посетителям.

Для ресторанчика, открывшегося всего три месяца назад, здесь, похоже, было уже много завсегдатаев. Появлялись все новые и новые посетители, и после девяти Нитта решил, что пора уходить.

Ханаэ, сняв фартук, проводила его до выхода и спросила, где он сейчас живет.

— В Котоэн. Садишься на электричку "Саккю", а потом на северном выходе в Нисиномии пересаживаешься на Такарадзуку. Если заезжать сюда, в Амагасаки, то лучше ехать до Наруо, и дальше по этой линии до Нисиномии. Чуточку дольше получается…

— Да разве это чуточку? Но все равно появляйся хоть иногда, ладно? — Ханаэ пожала ему руку. Нитта уже сделал шаг, чтобы идти, но вдруг остановился и спросил:

— Так ты ни разу замужем и не была?

— Так получилось, за мамой надо было ухаживать. Она впала в маразм, да такой, что хоть в учебнике по медицине о ней писать. И так целых шесть лет. А последние три года она даже меня перестала узнавать.

Ханаэ поправила гладко зачесанные назад и аккуратно уложенные волосы, легко коснувшись черепахового гребня. Нитта на одно мгновение увидел обнаженную руку в широком рукаве ее кимоно. Он почувствовал необъяснимое волнение и поспешно, чтобы Ханаэ этого не заметила, перевел взгляд на здание фирмы, торговавшей алтарями.

— Кто бы мог подумать, что та никудышная лавка превратится в огромную фирму! Помню, когда мы учились в школе, это место казалось каким-то зловещим, даже более мрачным, чем кладбище.

С этими словами он повернулся и зашагал к вокзалу.

— А сколько лет твоему ребенку? — спросила вдогонку Ханаэ.

— В этом году идет в повышенную школу, сейчас к экзаменам готовится.

— А как жена?

— Да нормально. Только об этих экзаменах и думает, вся на нервах…

Смеющийся голос Ханаэ еще немного слышался за створчатыми дверями, а потом пропал. Нитта поднял воротник и, не оглядываясь, зашагал по улицам ночного города, изменившимся местами до неузнаваемости…

Отца Нитты перевели по работе в Вакаяму, куда его семья и переехала позже. Получается, что он вернулся в Амагасаки через двадцать девять лет. Здесь он рос с пяти лет, и все его детство прошло в этом городе.

Он помнил эту дорогу. Здесь жила семья старьевщика, он собирал металлолом, у них еще была большая рыжая собака. Как же ее звали, собаку-то?.. Старьевщик этот исчез как-то ночью, сбежал от кредиторов, и собаку забрали живодеры. Они задушили ее проволокой…

Если пойти прямо, то можно, как и раньше, выйти к окраине торгового квартала, который растянулся на запад от вокзала.

Ну да, там была какая-то контора, где собирались мафиози. Интересно, сохранилась ли она… Сын одного из них, тихий, неприметный мальчик, отличник такой, учился в их школе, в параллельном классе с Ниттой. Представить себе, что он пошел по стопам папаши и стал главарем преступной группировки, как-то трудно…

Не доходя торгового квартала, Нитта свернул на восток. Заглянул в витрину ресторанчика, где подают жареные потроха. Где-то рядом здесь должна быть баня. Помнится, сын банщика, учившийся с ним в одном классе, все хвастался, что видел голыми девчонок из их школы[3]. Кониси тогда почему-то рассердился и поколотил этого типа.

Из их класса человек восемь — неизвестно где, а троих уже нет в живых. В Амагасаки живут только шесть человек, а остальных судьба разбросала почти по всей Японии. Некоторые даже за границей: одна девчонка уехала с мужем в Таиланд, а один парень работает в Нью-Йорке.

Нитта с теплотой подумал об этом, ставшем ему родным городе, грязном и прокопченном, который принимал всех: здесь жили и бедняки, которые неизвестно откуда появлялись, делали передышку и двигали дальше, гонимые судьбой, и те, кто, играя с законом, зарабатывали шальные деньги.

Он пересек вокзальную площадь. Когда-то давно здесь выступали бродячие артисты, и несколько человек останавливались в доме Ханаэ. На следующий день Ханаэ ни с кем не разговаривала, и в ее глазах, устремленных на доску, было такое выражение, что одноклассники просто боялись к ней обратиться.

"Да мне совсем не обязательно знать, как Ханаэ стала приемной дочерью старика Конды и как ей удалось открыть свое дело", — подумал Нитта, поднимаясь по лестнице к перрону.

С этого дня до середины апреля Нитта заглядывал в ресторанчик к Ханаэ раза два в месяц. Многие приходили сюда пропустить стаканчик-другой и поболтать с хозяйкой, и ресторанчик процветал.

Здесь всегда было много посетителей, и для того чтобы поговорить с Ханаэ, нужно было дожидаться закрытия. Но Нитта считал, что это уж слишком только для того, чтобы вспомнить с ней старые добрые времена, и никогда не задерживался позже десяти. Слушая, как Ханаэ разговаривает с посетителями, и по тем словам, которые иногда она сама бросала в разговоре с ним, Нитта и так все узнал.

Дом, где расположился ресторанчик, Ханаэ построила для того, чтобы поселить в нем лишившуюся рассудка мать. Земля принадлежала старику Конде, а когда тот умер, отошла в наследство Ханаэ. В придачу ей достались три доходных дома, их удалось продать за хорошие деньги. Похоже, у Ханаэ сейчас никого нет, а раньше, когда ей было двадцать с хвостиком, в ее жизни был мужчина, за которого она собиралась замуж. Она даже была беременна, но все закончилось печально.

Все более-менее конкретные факты Нитте рассказали "по секрету" его бывшие одноклассницы, а теперь замужние дамы, дети которых готовились к экзаменам. Все они жили в Нисиномии или Такарадзука и специально приезжали сюда. Все как одна хвалили Ханаэ за то, что она усердно работает и достойно живет, и жаловались на свою несвободную жизнь.

— У меня вроде и муж есть, а все равно как мать-одиночка.

— Каждый день одно и то же. Иногда так и подмывает крикнуть ему: "Верни мне потерянные годы!".

— Ханаэ-тян, не вздумай замуж выходить. Вот ребенка, да и то одного, родить можно. Вот, например, даже от Нитты, а? Помнится, в школе он был к тебе неравнодушен.