Додумать мысль старший лейтенант не успел: новый взрыв оглушил его, отправив в беспамятство. Утонуть, несмотря на накрывший его вал вспененной воды, к счастью, оказалось не суждено: спас оказавшийся рядом пробковый круг, в который потерявший сознание Степан намертво вцепился обеими руками. Не тот, который Никифоров притащил со старого сейнера и принайтовал к башне, а другой, поновее, окрашенный киноварью и свинцовыми белилами, с номером судна и леером из пенькового линя…

Район Южной Озерейки, ночь 4 февраля 1943 года

— Одежка у него уж больно странная, — задумчиво сообщил седоусый старшина Левчук. — Не из наших точно, может, соседский? Они рядышком высаживались, могло волнами отнести. Разведчик, наверное, видал я у них такие штаны пятнистые. Ботинки, опять же, а не сапоги.

— Очнется — спросишь, — пожал плечами рядовой Аникеев, подсаживаясь поближе к жарко растопленной трофейной буржуйке. — Ежели выживет, конечно. Уж больно перемерз, бедолага. Как бы воспаления легких не случилось. Февраль на дворе, не лето, чай…

— Это да, — со знанием дела согласился старшина. — Пока мы с немчурой на первой линии окопов рубились, он так на бережке без сознания и провалялся. Я, когда за ним после боя возвращался, грешным делом думал, что уж помер, бедолага. Ан нет, живучим оказался, не окочурился. Слушай, а может он из танкистов? Ну, тех, что на американских танках десантировались? То ли соляркой от него разит, то ли мазутом. Вон, и штаны все перемазанные, и волосы. Хорошо, кстати, что стрижен коротко, иначе б не отмыть было.

— Может и так, — вяло согласился слегка размякший возле жарко натопленной бочки Аникеев. От влажного бушлата шел пар. С захваченной вместе с немецким блиндажом печкой им здорово повезло. Хотя, возможно, отрытые практически на самой окраине Южной Озерейки окопы были и румынскими, в этом боец не шибко разбирался — что те враги, что эти. Фашисты, одним словом, разве что каски разные. У одних глубокие, словно ночные горшки, у других — похожие на овальный таз с накладной блямбой-кокардой спереди. Главное, что драпанули быстро, не успев подорвать или заминировать столь нужное замерзшим советским десантникам укрытие. А вот выстилавшие дощатые нары старые шинели вместе с еще каким-то тряпьем пришлось сразу же выкинуть наружу — уж больно много вшей фрицы развели. Впрочем, дело привычное, знакомое любому успевшему повоевать красноармейцу: где немец — там и вошь, как ни сыпь тем порошком, которым все вокруг и провонялось…

— Только какие там танки? Сам же видал, почти все на побережье и остались. Кто еще в воде заглох, кого фрицы уже на берегу расстреляли. Жестянки консервные, мать их! Америка, понимаешь ли! Ничего нормально сделать не могут! Хотя тушенка у них, признаюсь, неплохая.

Пожав плечами, Левчук на всякий случай промолчал — в танках он разбирался не шибко, а политических моментов в разговорах предпочитал избегать, боясь снова попасть «на карандаш» товарищу политруку. Поскольку после того, как заявил, что Красная Армия и безо всякой буржуйской помощи немца одолеет, выслушал целую лекцию о собственной политической недальновидности и прочем братстве народов, в едином порыве вставших на пути коричневой нацистской чумы. Политрук говорил красочно, образно и понятно, но старшину не убедил.

— А вдруг он того, шпион фашистский? — беззлобно подначил товарища Ванька, поворачиваясь к печке другим боком. — Уф, хорошо! Как думаешь, Семен Ильич? А мы его в расположение приволокли, спирт на растирание потратили, бушлат, опять же, выделили. Документов-то не имеется. И оружия, кстати, тоже. А что это за боец, ежели оружия нету? Дезертир или шпион, однозначно!

— Болтаешь много, — раздраженно буркнул Левчук, тем не менее ухмыляясь в прокуренные соломенные усы. — Наш он, верно говорю. Когда на берегу в себя пришел, так меня по-матушке протянул, что любо-дорого было слушать. Практически, не приходя в сознание. Никакой германец подобного не сумеет, поскольку кишка тонка, и вообще — Европа. А уж румун — тем более. Так что наш он, на то у меня никаких сомнений! Да и вообще, разведчик, однозначно. Гляди, какой у него штык при себе имелся, — морской пехотинец рукояткой вперед протянул товарищу стандартный штык-нож от АК-74:

— Видать, какая-то новая модель, я подобных ни у наших, ни у немчуры не видал. Жаль, винтарь его потонул, любопытно узнать, к какому оружию такая диковина прилагается. Определенно, не к автомату, небось, самозарядное что-то, навроде «светки»[1]. И колоть можно, и резать. А что до документов, так понятное дело — вместе с бушлатом на дно ушли. Не в штанах же ему красноармейскую книжку носить? А заодно он, похоже, и часы утопил — на коже след остался. Наверняка, когда верхнюю одежку скидывал, ремешок и порвался. Странно только, что на правой — левша, видать.

— На нож разведчика похож, — со знанием дела сообщил Аникеев, вертя в руках необычный штык. — Вроде как финка, но с пилкой поверху, видать, чтоб и дровишек для растопки костерка напилить, и провод какой чикнуть. И рукоятка удобная, сама в ладонь ложится. А вот это — однозначно крепление на ствол. Вот только с этой дыркой непонятно, зачем она вообще нужна? Ножны есть?

Старшина усмехнулся:

— Заинтересовался все-таки, салага? То-то же. Имеются и ножны, как не иметься. Бакелитовые, не как-нибудь! Ежели их вот таким образом со штыком соединить, ножницы получаются, я уж попробовал. Ну, или кусачки. Для колючей проволоки, никак не иначе, грамотно придумано. А то «дырка», «дырка»… Кстати, тут и номер серийный набит, и надпись «сделано в СССР». Понял теперь?

— Понял, — мгновенно посерьезнел Иван. — Точно, разведчик-диверсант! Я про подобных бойцов краем уха слыхал, ОСНАЗ называются. Видать, от своих отбился, да взрывом контузило. А тут ты. Только это… они ж не армейцы, они ж совсем из другого ведомства, — рядовой неопределенно мотнул головой куда-то в угол. — Может, стоило сразу в особотдел сообщить? Их же человек-то? А что соляром за версту воняет — так они десантом на танках идти могли, вот и перемазался. Или на сейнере в мазут по неосторожности влез.

— Может и стоило, — Левчук аккуратно задвинул штык в ножны и с явным сожалением отложил в сторону. — Только где его сейчас искать, особотдел-то этот? Да и в бой скоро, германцы нам много времени не дадут, поди, и рассвета ждать не станут. Только не на танке он десантировался, а на сейнере плыл. Спасательный круг помнишь? Тот, что я еле-еле из его рук выдрал? Там номер судна на боку нарисован. Один из наших корабликов, однозначно. Или мотобот, или сейнер. Кстати, повезло ему: пуля немецкая прямиком в круг попала, да, видать, на излете была, в пробке застряла. Еще бы пару сантиметров в сторону — и аккурат в голову. Ладно, Ванюш, давай-ка попробуем его в чувство привести. Ты спирта в кружку плесни, ежели очнется, дадим выпить, все одно у нас другого лекарства нету.

— Ну, давай, — Аникеев осторожно похлопал старлея по щекам. — Эй, братишка, ты как? Слышишь меня? Спирту хочешь?

— Тебе лишь бы кирнуть на халяву, — беззлобно хмыкнул старшина, скручивая с помятой алюминиевой фляги крышку. — Ему сначала водички бы в самый раз. Как насчет водички браток? У Левчука водичка хорошая, колодезная, с большой земли…