– Да. Совершенно точно.

Вулф потер костяшкой пальца нос и зажмурился. Потом открыл глаза и посмотрел на инспектора.

– Боюсь, что бессилен вам помочь, мистер Кремер. Если нас хотели обвести вокруг пальца, то проделано все было мастерски. Слушая по телефону, я даже не заподозрил, что меня разыгрывают. Разумеется, как только я узнал, что эти звуки позволили точно засечь время убийства, то сразу подумал, что дело может быть нечисто, но по существу мне добавить нечего. Арчи?

Я помотал головой.

– Мне тоже. – И добавил, обращаясь к Кремеру: – Вы читали мои показания, а там ясно изложено: я предположил, что ее ударили, она упала и зацепила телефонный аппарат, который свалился на пол. Менять собственные показания я не стану. Перечитайте отчет повнимательнее. Там сказано, что она как бы пыталась закричать, но крик перерос в стон. Словно она что-то увидела и хотела вскрикнуть, но в этот миг ее ударили, и из груди невольно вырвался стон. Звука удара мы бы в этом случае и не могли услышать. От удара мраморной глыбой по голове много шума не бывает. Теперь о вашем предположении, что убить ее могли на полчаса раньше. Я – или Джон Уотсон – перезвонил сразу же, а Карл Дрю беседовал со мной шесть-семь минут спустя, следовательно, он или кто-то другой видели тело не больше, чем через пять минут после того, как мы услышали стон. Оно еще дергалось? Или хотя бы – шевелилось?

– Нет. С такой удавкой на шее особенно не подергаешься.

– А что сказал патологоанатом?

– Он приехал в начале первого. Если бы вокруг раны запеклась кровь, он определил бы время убийства точнее, но крови совсем не было. Так что он нам не помог.

– А что известно о мизансцене? Кто-то должен был быстро выскочить из ее кабинета сразу после того, как мы услышали эти звуки. Если это был убийца, то ему или ей оставалось только положить трубку и затянуть вокруг шеи шарф, а на это много времени не требуется. Если же, как вы предположили, убийство свершилось раньше, то убийце оставалось только положить трубку. В любом случае – неужели никто из окружающих ничего не заметил?

– Никто! Или они это скрывают. Насколько вам известно, Бьянка Фосс не пользовалась особой популярностью. К тому же у них там три отдельных входа и три лифта: в салоне, служебный и в главном вестибюле. Чтобы подняться в контору, необязательно заходить в вестибюль или проходить через салон.

– Да, замечательно. Значит, пока ровным счетом ничего не ясно.

– Ясно, как в тумане. – Кремер грузно поднялся и произнес, глядя на Вулфа:

– Значит, вы даже не заподозрили, что вас разыгрывают?

– Да. И по существу мне добавить нечего.

– Прекрасно. Премного благодарен. – Кремер повернулся и затопал к двери. Не дойдя до нее, обернулся. – Мне не правятся хохмы об убийствах, убийство – не шутка, но Бьянка Фосс расценила вас не вполне верно. Собачье дерьмо? Вонючая клоака? Нет, я не согласен, орхидеи не воняют.

И вышел вон.

Значит, в глубине души он все-таки не поверил, что она была уже мертва, когда мы услышали эти звуки по телефону.

На следующий день, в среду, завтракая и одновременно изучая свежий выпуск «Таймс», что давно вошло у меня в привычку, я прочитал материалы про убийство Бьянки Фосс. Кое-какие мелочи я не знал, но в целом ничего важного или полезного не обнаружил. В статье упоминалось, что звонил некий Джон Х.Уотсон, но никто не намекал, что под фамилией Уотсона укрывается Арчи Гудвин. Не упоминался Ниро Вулф. Я, конечно, согласен, что и полицейский и окружной прокурор имеют право приберегать кое-какие сведения для себя, но ведь и мне не вредно лишний раз увидеть свою фамилию в газетных столбцах. Словом, я не на шутку разобиделся и решил позвонить Лону Козну в «Газетт» и сделать ему царский подарок – выложить всю подноготную. Потом, сообразив, что сначала мне придется поставить в известность Вулфа, я решил дождаться одиннадцати часов, когда он спустится из оранжереи.

Кстати говоря, другая заметка в «Таймс» имела ко мне чуть большее отношение. Оказывается, Сара Йер покончила жизнь самоубийством, и ее тело найдено во вторник вечером в ее скромной квартирке в доме без лифта на Восточной Тринадцатой улице. Я никогда не писал восторженных писем ни одной актрисе, но пару лет назад, увидев игру Сары Йер в спектакле «Я хочу прокатиться», я был к этому близок, как никогда. В первый раз я смотрел этот спектакль со спутницей, а потом еще три раза ходил один. А зачастил я на Бродвей из-за того, что показалось, что я безумно влюблен в Сару Йер, и я надеялся таким образом избавиться от этой напасти; однако, когда оказалось, что и после трех посещений ничего не изменилось, я бросил это занятие. Решил, что проверю силу своего чувства год-два спустя, если представится случай, но случая больше не представлялось. Сара Йер внезапно прекратила играть в «Я хочу прокатиться» и вообще ушла из театра; поговаривали, что она законченная алкоголичка и что с ней все кончено.

Вот почему я перечитал заметку дважды. В ней прямо не говорилось о самоубийстве, поскольку записку Сара Йер не оставила, но на столе стояла почти пустая бутылка виски, а на полу возле дивана, на котором нашли мертвое тело актрисы, обнаружили стакан с остатками цианистого калия. С фотографии на меня смотрела та самая женщина, в которую я был настолько влюблен. Я спросил Фрица, видел ли он хоть раз Сару Йер, а Фриц в ответ спросил в каких фильмах она снималась. Я ответил, что в фильмах она вообще не снималась, поскольку была слишком хороша для кино.

Мне не пришлось ставить Вулфа в известность о предполагаемом звонке Лону Коэну, поскольку, когда в одиннадцать часов Вулф спустился на лифте из оранжереи, меня уже не было. Я как раз приканчивал вторую чашечку кофе, когда позвонили из прокуратуры и настоятельно попросили, чтобы я приехал; я повиновался и провел два часа в обществе помощника окружного прокурора по фамилии Брилл. Когда допрос подошел к концу, я знал немного больше, чем в начале, а вот Брилл остался при своих. Копия наших показаний лежала перед ним на столе, и Брилл интересовался, не могу ли я что-нибудь добавить. Следует воздать ему должное, он здорово позабавился. Выпаливал вопрос, а потом минут девять копался в наших показаниях, проверяя, не наврал ли я.

Возвращаясь около полудня домой, я рассчитывал застать Вулфа недовольным и брюзжащим. Он предпочитает чтобы я был на месте когда он спускается из оранжереи. Он не имел бы ничего против, если бы меня вызвали к прокурору по делу, которое расследуем мы, но в данном случае меня вызвали вовсе не по нашим делам. У нас ни было ни клиента, ни дела, да и никакой гонорар впереди не маячил. И тем не менее меня подстерегала неожиданность. Вулф даже не пытался брюзжать, он был занят! Перед ним на столе лежал раскрытый телефонный справочник. Вулф сам лично прошагал к моему столу нагнулся, взял справочник и отнес к себе на стол. Неслыханно!

– Доброе утро – поздоровался я и помотал головой в надежде что мираж рассеется. – Что стряслось?

– Ничего. Мне понадобилось найти один номер.