Возвращение героев ознаменовалось бурными танцами, хотя один из ахейцев не вернулся, но не Митрич, как можно ожидать, а Потапкин Алеша. Потом они загрустили, сели за стол, долго и мрачно пили пиво и были совершенно… совершенно счастливы.

Как-то ведь ее звали. Никто не помнил как. Она была маленькая, полненькая и юмористка. Не в том смысле, что шутила, напротив, казалась неколебимо серьезной – она писала юмористические рассказики. По ночам. А почему ее меж собой прозвали Жорж Занд – неизвестно.

Жорж Занд привел с собой Колесик, он вывез ее откуда-то с Севера и женился на ней или сперва женился, а потом вывез. Это было вообще-то не по правилам. На встречу с одноклассниками не принято приводить жен, мужей или кого бы то ни было радикально постороннего. Но Колесик правила нарушил. Он и сам был довольно творческой личностью. В десятом классе писал стихи, обильно насыщенные ненормативной лексикой, а еще хорошо рисовал зайцев шариковой ручкой. Но Жорж Занд оказалась настоящей писательницей, потому ее не стыдно было привести хоть куда. Один ее рассказик даже читали по радио, она сама говорила. Она сразу все про себя рассказала – про то, что женщин-юмористов почти и нет вовсе, о своем литературном объединении, где собираются такие же, как она, но мужчины, о том, как пишет по ночам и не любит акульи плавники в пальмовом масле. Громко так рассказывала, народ даже поесть не успел, только выпивал потихоньку.

– А хочешь, – обратилась Жорж Занд к хозяйке квартиры, – я сейчас позвоню нашему руководителю, – тут она назвала фамилию, встречающуюся в газете в разделе афоризмов, – и он приедет? – Жорж Занд делала хозяйке подарок в знак будущей дружбы. – Если ему сказать, сколько здесь выпивки и закуски, он точно приедет, – пообещала Жорж Занд.

– Зачем? – растерялась хозяйка, недалекая шатенка, осыпанная веснушками. Она нервничала из-за того, что общий разговор за столом буксовал, не продвигаясь к следующему тосту.

– Как знаешь, – снисходительно согласилась Жорж Занд. Дружбы не получилось. В комнате становилось скучновато.

– Кстати, зая, – обратился Колесик к супруге, – ты знаешь, что наша Маринка пишет стихи?

– Это правда? – величественно удивилась зая. – Пойдем на кухню, или где здесь потише, ты мне немедленно все покажешь.

– Но у меня с собой только то, что в записной книжке, там непонятно написано, – робко отвечала неробкая Марина, жалобно глядя на стол с бутылками-рюмочками. Хозяйка наконец взяла себя в руки, побуждая народ разливать и злоупотреблять.

– Ничего, разберемся, – отечески похлопывая желтой ладошкой по спинке кресла поднималась на ноги юмористка.

На кухне обе закурили, Марина нервно, Жорж Занд вальяжно и сосредоточенно. Странички записной книжки шуршали, пепел осыпался на кухонный стол. Боком в дверь протиснулась Нинка в погоне за сигаретой и новыми впечатлениями. Жорж Занд рассеянно подняла голову на скрип двери.

– Девушка, принеси нам пепельницу, – ласково обратилась она к оторопевшей Нинке. – Да, и выпить чего-нибудь.

После третьего бокала она возмущенно удивлялась и стыдила Марину.

– И ты с этим сидишь? Дурочка, надо же срочно что-то делать! Надо же нести!

– Стихи нести? – уточнила Марина. – Куда?

– Ничего, – пообещала Жорж Занд, – я этим займусь. Конечно, для начала тебе придется переспать с одним-другим козлом, но для пользы дела – ничего.

– Девки! – заорал Колесик. – Плясать пошли!

– Отстань, – забрезговала Жорж Занд, но за Колесиком появилась хитрая физиономия Боба:

– Что? Не пошли? Гуля там набрела на отличные медляки.

Форты сдались. Жорж Занд поплясала с Бобом один танец. Жорж Занд плясала с Бобом другой танец. Третий. Гуля сменила медляки быстрым рок-н-роллом, но Жорж Занд все равно плясала с Бобом, крепко ухватившись за его шею.

– Давай выпьем, да? – предлагал Боб.

– Давай, – соглашалась юмористка, не выпуская жертву и не прекращая своего занятия. – Марина, дай нам по бокалу.

– Давай сядем, – предлагал Боб и высматривал свободное место на диване, оккупированном одноклассницами, дабы их тесные, благоухающие французскими духами польского производства ряды обезопасили его.

– Давай, – согласилась Жорж Занд и немедленно очень богемно уселась на пол, увлекая партнера. Диван захихикал и заколыхался.

Боб пропадал от собственной вежливости. До предложения "Давай, ты пойдешь на хрен" ему не хватало слишком много лигрылов. Колесик душевно развлекался с Иркой и не собирался вмешиваться, а и кто его спрашивал.

После очередного бокала Жорж Занд недрогнувшей рукой взялась за исследование.

– Ты можешь мне объяснить, словами объяснить, – вопрошала она слегка подхудевшего Боба, – почему ты меня не хочешь?

– Ы-х, – убедительно отвечал Боб.

– Потому что я толстая? Или потому что у меня внешность такая?

Боб удивился и поглядел на ее внешность. Было темно.

– Или ты из-за Колесика? Ты разделяешь предрассудки? Вот, давай честно ответим друг другу на все вопросы.

– У-ы-х, – сказал Боб и сделал вид, что уснул на полу. Здесь можно, хозяйка не выгонит на ночь глядя. А утром, даже если Жорж Занд с Колесиком не отвалят, утром он быстренько свинтит. Вплоть до Америки.

Утром Колесик с женой повезли Боба смотреть зубробизонов. Через полгода Боб эмигрировал.

Шел дождь, и Гуля поехала к школьной подруге. Потому что, если бы погода была получше, она, безусловно, занялась бы чем-нибудь полезным: отправилась в Горелово на дачу или на Торжковскую – искать по канцелярским магазинам декоративные кнопки. Но шел дождь, и Гуля отправилась к Ирке.

Они редко виделись последнее время. Не то чтобы надоели друг другу или устали преодолевать на трех видах транспорта расстояние между своими домами от Парка Победы до Сосновой Поляны, просто у каждой появился новый круг, в котором разница между одной и двумя котлетами на обед незаметно, но решительно меняла прежние привязанности.

Подруги обрадовались встрече еще в прихожей, сели пить кофе, но разговор не складывался. Значительные события, приключившиеся с каждой за два месяца разлуки, уместились в полтора предложения, а незначительные заняли бы целую неделю голого пересказа без комментариев. Но они сидели на кухне, а там, конечно, случился подоконник, уставленный цветами в горшках, простых обожженных и глазурованных. Цветы болели загадочной болезнью с коричневыми пятнышками, и подруги быстро мобилизовались на консилиум для выработки совместного диагноза. Время потекло исключительно приятно, диагноз успешно продвигался. И тут прозвенел дверной звонок, вернее, сыграл пять нот вальса из "Спящей красавицы".

Появившаяся красавица оказалась активно бодрствующей. Новая Иркина подруга Ольга была стройной и невысокой, но заняла в кухне сразу очень много места. Кинув на цветы мимолетный взор, определила, что дело в клеще, а лечить, в смысле уничтожать, его надо изофеном или кельтаном. Гуля устыдилась, что при живой-то даче так и не узнала слова богаче, чем карбофос. А Ольга уже рассказывала параллельно о ремонте туфель и ремонте машины.