– Срок ещё не вышел.

– Осталось меньше четырёх месяцев…

– Тем не менее!

– Она нужна нам. Ты знаешь причину и следствие. Ей не место в твоём мире.

– Да-да, мне говорили, что у богов другие планы, – чуть поднапрягся я, привычно закрывая Хельгу грудью. Нахалка вовсю пыталась щёлкнуть всадников на свой сотовый…

– До Срока она никуда не пойдёт.

– Угу, папа меня вечно никуда одну не пускает, – надулась моя лапка. – Но я всё равно его люблю.

– Спасибо, милая…

– Отдай. – Один из всадников до половины вытащил из ножен призрачный меч.

У Хельги глаза округлились от восторга, но я-то знал, что если Страж обнажает оружие, то не сможет вернуть его в ножны, не обагрив кровью.

– До Срока, – напомнил я. – До Срока никто – ни человек, ни бог, ни сущность – не вправе…

– Мир меняется, Белый Волк.

Огромный меч взлетел над головой всадника, описывая сияющий круг, и… что-то крохотное, свистнув в воздухе, с невероятной силой прилетело ему по рогатому шлему. Страж изумлённо хрюкнул, едва не сверзившись с лошади. Второй успел подхватить его, поправляя на голове боевого товарища шлем, смятый, как вафельный стаканчик из-под мороженого.

– Мы вернёмся.

Всадники беззвучно растаяли в ожившем воздухе.

– Это было… это… я… я щас… визжать буду! Па-а, как всё здорово-о!!!

Я молча выдохнул, сделал два шага вперёд и подобрал молоток. Обычный. Из магазина строительных инструментов. Если бы Эд добрался до своего…

– Хельга, с вами всё в порядке? – Наш психически больной родственничек счастливо махал рукой с балкона. – Скажи своему строгому папе, что я варил пельмени и не знаю теперь, как выковырять их из электрического чайника. Ты мне поможешь, правда?

– Дядя Эдик… – Хельга мрачно уставилась на меня. – Па, ты чего опять оставил тяжёлые предметы в его досягаемости, да ещё и не запер балкон?

– Забыл. То есть замотался. Тяжёлый день, понимаешь ли…

– Папа, он псих. У него справка есть. А если бы он кому-нибудь по голове попал?

– Я и попал! – гордо ответили сверху. – Детка, в юности я был чемпионом зимних Олимпийских игр в Уганде по метанию молота!

– Врёт? – сощурилась моя дочь.

– Врёт, – подтвердил я частичную правду. – В Уганде никогда не было зимних Олимпийских игр.

Про то, что её дядя действительно мировой чемпион по метанию молота, толканию ядра и вообще киданию в цель любыми предметами, лучше было пока умолчать.

– Слушай, а что это были за великаны на белых лошадях?

– Милая, ты снова? Какие великаны, какие лошади, какой срок?

Упс… Я не успел вовремя прикусить язык, и в её глазах зажглась синяя искорка подозрений. Ещё минута, и погасить возродившееся из искры пламя не смогут все океаны мира. Мне и так удавалось морочить ей голову уже лет пятнадцать, с того времени, как она вообще начала задавать неприятные вопросы…

– Па-а!..

Я тоскливо уставился на балкон, надеясь, что Эду взбредёт в голову раздеться до трусов и сплясать ирландский степ, это могло хоть как-то отвлечь Хельгу. А может, и нет – он при ней и не такое вытворял…

– Па-па, – уже с нажимом повторила она.

Господи, как быстро выросла моя девочка и как же она становится похожа на свою мать…

– Ладно, идём домой. Нам надо серьёзно поговорить.

– Насколько серьёзно?

– Настолько, что… кажется, мы не дойдём до дома. – Я резко перехватил её руку, потянувшуюся с ключом к электронному замку домофона.

Хельга удивлённо вскинула брови. Я отошёл на шаг и с размаху ударил по двери ногой. Тень всхлипнула, уродливым пятном сползая вниз. Эти оборотные из-за Граней способны принимать любой облик. Я насмотрелся их там, но не ждал здесь…

– Бежим!

За нашими спинами безмолвно встали трое рослых парней. Не твари и не оборотни, люди. Плохие люди. Наёмник, убивающий за деньги, редко может позволить себе роскошь оставаться хорошим человеком.

– Папаша, девочка идёт с нами.

– Хельга, беги в школу, – тихо попросил я. – Потом позвони дяде Эдику и скажи, чтобы…

Уверенная рука моей дочери хладнокровно сдвинула меня на пару метров в сторону.

– Чё надо, уроды?! Кто по реанимации соскучился, кому трепанацию об асфальт устроить или в канализационный люк башкой макнуть? Подходи без очереди! Мой папа всех вас уделает! – Грозно закончив тираду, Хельга так же ловко вернула меня на место и спряталась за моей спиной, как мышка.

А я-то думал, она сама собиралась всех…

Немногословные парни переглянулись и пошли вперёд, сжимая меня в кольцо. Будь под рукой меч, никто на всём Севере не дал бы и половины гроша за их жизнь. Но меча не было. Зато очухавшаяся тень, мимикрируя в чугунные цепи, бросилась на меня, сковывая до колен.

Наёмники кинулись одновременно, так профессионально используя своё численное преимущество, что я почувствовал себя боксёрской грушей. Меня били по большей части ногами, высокие удары в стиле кикбоксинга и карате. Я закрывался, как мог, но у меня две руки, а у них на троих шесть ног. Хельга опомнилась, лишь когда я пропустил тяжёлый удар в висок и едва не потерял сознание. Она встретилась со мной взглядом, молча умоляя ей разрешить…

– Один раз, – прошептал я разбитыми в кровь губами.

Через мгновение трое наёмников были переломаны так, что не всякий травматолог возьмётся загипсовывать, а оборотня она вообще порвала на четыре части, размазав половину о кирпичную стену дома, там, где обычно клеят объявления. Вряд ли тень рискнёт второй раз сунуться в наш мир, эти твари хорошо запоминают такие уроки.

– Ты у меня герой! – Моё дитя помогло мне подняться и, поддерживая за плечи, как в фильмах про войну, довело до дверей подъезда. Уже в лифте она внимательно осмотрела мои раны и весомо добавила: – Ты обещал всё рассказать.

Я попробовал изобразить недоумение, но с побитой физиономией это всегда трудно, да и, пожалуй, больно. Короче, у меня не получилось…

– Что у вас там была за битва при Фермопилах? – Дядя Эдик встретил меня с мокрым полотенцем на плече и откупоренным пузырьком зелёнки наперевес.

– Мне и самой интересно, – охотно поддержала его Хельга. – Сейчас вымою руки, и вместе спросим!

Эд внимательно посмотрел на меня, всё понял, отхлебнул зелёнки, занюхал рукавом и выразительно, не без актёрства, изобразил судороги повешенного.

– А без аллегорий?

– Ты влип.

Это я понимал и без него. Элементарно хотелось капельки сочувствия или утешения. Ни на то, ни на другое мой случайный родственник просто не был запрограммирован. Ладно, я прошёл в ванную, смыл начавшую подсыхать кровь, обработал лицо эпланом, пару глубоких царапин заклеил пластырем и, гордо подняв голову, пошёл на эшафот. То есть на кухню, где меня неумолимо ждала моя нежно любимая дочь. Да, насчёт гордо поднятой головы я соврал…