— У нас вчера состоялась весьма интересная встреча с министром МВД Болотовым. Так вот, одной из тем, которые мы затрагивали, было создание так называемого Белого легиона, некоей подчинённой Совету национальной стабильности военизированной организации, призванной в кратчайшее время если не покончить с преступностью и коррупцией, то хотя бы начать с ней непримиримую борьбу…

— Но ведь, извините, такие организации уже существуют, на мой взгляд, их даже слишком много…

— Существуют. А что толку? На кого они работают? Уж точно не на благо государства, им и прикрываются. Речь идёт о создании принципиально и качественно новой структуры. Болотов предлагал создать легион как секретное подразделение внутри своего министерства и уже через него замкнуть его на наше ведомство. Если пойти по этой схеме, то вы, естественно, правы — получится очередной мертворождённый уродец. Вы, кажется, были на войне?

— Только как военный советник…

— Тоже мне, ангелочек выискался. Вы смотрите, от скромности не помрите, мне-то не надо лапшу на уши вешать. Советники! Вы все там так понасоветовали, что за вас духи самые большие вознаграждения назначали…

— Иван Павлович, простите, что перебиваю, но такого бакшиша, как за вашу голову, за всех советников вместе взятых…

— Ладно, обменялись комплиментами и хватит, чувствуется в вас комиссарская закваска: похвалил командира — полдела сделал.

Так вот я ещё там, в Афганистане, заметил, что лучше всего воюют те солдаты, у которых случилось личное горе, скажем, в недавнем бою погиб друг, или любимая девушка, устав ждать героя, легла под сопливого студента. Откуда что берётся! Вчера заморыш — метр с кепкой на коньках, а сегодня, глядишь, пора писать представление к медали «За отвагу». Чувствуете, куда я клоню?

— Пока, признаться, нет.

— А между тем идея проста − эффективнее всего с преступниками могут бороться люди, пострадавшие от них. Ни одна школа милиции, никакое специализированное училище не даст нам более стойких и неподкупных борцов, чем армия людей, на своей шкуре испытавших мерзость прикосновения нелюдей. Так, может, пришло время дать возможность их справедливому гневу выйти наружу и послужить обществу?

— Но они же в массе своей юридически безграмотны, а ведь любое процессуальное нарушение неизбежно приведёт к развалу даже очевидного дела в суде.

— История показывает, что когда перед государством стоит выбор выжить или погибнуть в кровавом хаосе междоусобной смуты, принципы либерализма должны отступить в сторону и освободить место для решительных и волевых действий. Сегодня в стране идёт война, и не только на Кавказе, невидимый фронт сейчас всюду, и если мы этого не поймём, мы угробим Россию, вернее, её остатки. Вы это понимаете?

— Не только понимаю, но и во многом разделяю ваши мысли, однако, Иван Павлович, вы сами говорили о психологии людоедов…

— Вот это и будет вашей главной задачей. В легион должны набираться только чистые и честные люди. Люди, которые будут служить не мне, не вам, а будущему своего народа и при этом чётко осознавать свою временность. Знаете, как казаки: беда в доме − они на войне, враг повержен — пашут землю, пишут книги, воспитывают детей. Думаю, вы основную идею уловили?

— Да, Иван Павлович.

— Вот и прекрасно, работайте в автономном режиме, когда и кого надо будет подключать, я вам подскажу, а пока — два дня вам на подготовку концепции. Постарайтесь не сильно расписываться, от силы страниц семь. Ну и параллельно думайте над общим положением, пожалуй, это будет самый важный документ.

Малюту слегка бил озноб от осознания свалившейся на него ответственности. С одной стороны, ему нравилась эта идея, с другой — брала оторопь только от одной мысли, сколько бед может натворить этот легион, приди к его руководству властолюбивые и корыстные люди.

Машина уже неслась среди себе равных в блестящих потоках ярко освещённых улиц, город начинал жить своей ночной жизнью. Идеальная схема, нарисованная Плавским, начинала обретать конкретные черты, Скураш, отбросив в сторону сомнения и сантименты, принялся за выполнение данного ему поручения.

4.

В квартире у Инги зазвонил телефон.

— Это товарищ Мрозь?

— Да, а с кем я разговариваю?

— Ваш друг. Я от Михаила Васильевича. Надеюсь, помните такого?

Она уже давно забыла о существовании в своей жизни этих звонков. Михаил Васильевич Злобин давно на пенсии, а может, уже и помер. По крайней мере, после её бракосочетания с сыном самого Гроцкого, он прибежал весь перепуганный и дрожащим от волнения голосом объяснил, что никаких отношений у них никогда не было, что все бумаги он уничтожил и забыл, как её, госпожу Гроцкую, зовут. И вот на тебе.

— Извините, я не припоминаю никакого Михаила Васильевича, вы, верно, ошиблись…

— Зря вы так. Смотрите, как бы потом не пожалеть…

— Да пошёл ты! — и она бросила трубку.

«Вот придурок, на весь выходной испортил настроение. Значит, сбрехал Злобин. Ну, урод, я тебя достану, если ты, сука, ещё не сдох от пьянки и зависти», — её мысли снова прервал телефонный звонок. Инга со злостью схватила трубку.

— Я же тебе сказала, козлиная рожа…

— Ну и ну, вот уж не думал, что я похож на козла, — отозвалась на весьма оригинальное приветствие трубка голосом Скураша.

— Ой, извини, Малюта…

— За козла − и вот так просто «извини», нет уж, деточка, за базар, как говорят у нас на Старой площади, отвечать надо. Поехали завтракать. В чудный день с чудесным человеком… короче, я внизу, у твоего подъезда.

— Послушай, ну так же нельзя, я только глаза продрала…

— И уже кого-то откостерила по телефону…

— Да ну их. А, знаешь, поднимайся ко мне. Кофе тебе гарантирую, а сама пока что-нибудь изображу с фейсом. Эй, послушай, а откуда ты мой адрес знаешь?

— Где работаем, милочка! Я, кстати, и код и этаж знаю…

— Смотри только от гордости не лопни, а то лифт забрызгаешь, милок, — сьязвила Инга. — Может, я погорячилась спозаранку-то к себе хвастунишку впускать?

— Исправлюсь, честное кремлёвское!

Московское воскресное утро — понятие философское и где-то сродни иудейскому шабаду. Волна повышенной сонливости и откровенного пофигизма охватывает подавляющее большинство жителей Первопрестольной, и они, загнанные недельным бегом, покуролесив или выполнив всю домашнюю работу накануне в субботу, используют этот единственный день как естественную отдушину для праздного валяния в постели, ритуального ничегонеделания и полуодетого бесцельного слоняния по сонным комнатам погружённой в уютную лень квартиры. При желании это вожделенное утро может быть растянуто до первой вечерней звезды, поэтому не удивляйтесь, если вместо приветствия в полвторого дня, вам недовольно пробурчат: «И какого чёрта трезвонить в такую рань, сегодня же выходной!»