всем желающим о рождении юного волшебника, познавшего имя огня. И некоторые, кто умел слушать птиц, понимали, что в безымянном мире задул ветер перемен.

Глава 2

Убегай от Пепла

Глава 2. Убегай от Пепла

322 год Эры Пьяного Монаха, Срединное царство

Ярко светил Ирмарил — звезда, освещавшая безымянную планету. Под светом этой звезды, порой нежным и ласковым, а иногда яростным и беспощадным, жили миллионы. Кто-то в городах, обнесенных высокими стенами, другие в деревнях, поселках, хуторах, иные уютным постелям и родным стенам предпочитали пыль дорог и дешевые таверны, в которых редкий матрас не служил пристанищем выводку клопов. Были и такие, что жили в пещерах, землянках, замках, дворцах, хижинах у озера, в самих озерах, в небе, в жерле вулкана, на дне океана, в лесах, в бутонах цветов, на кончике хвойной иголки или даже в ветре, но о них позже.

Но ветер перемен пригнал полукровку именно сюда — в Срединном Царстве. О, это великое королевство, где правил мудрый Газранган со своей женой Элассией. Под их властью находились земли от Розового Моря и до лесов Армунда. А это, без малого, четыре города, пол сотни поселков, сотня другая деревень, ну а хуторов и вовсе не счесть.

И в этом самом королевстве, на севере, у подножья гор Мазурмана, находилось поле, усеянное цветами. Их здесь росло бесчисленное множество. Озерки лютиков, пруды нарциссов, холмы роз и реки тюльпанов. Птицы, пролетая над этим великолепием, порой застывали, рискуя камнем упасть на разноцветное покрывало.

В центре же, недалеко от пруда где весело плескалась разнообразная рыба, стоял маленький дом. Он был настолько миниатюрен, что его впору называть слишком большим сараем. Внутри, кроме горницы, совмещенной с кухней, находилась лишь одна комната, где просыпался хозяин «дома».

Ростом чуть выше среднего, но редкая женщина устояла бы перед чарами этого мужчины. У него были прекрасные, идеальные черты лица и тела, словно вылепленные самими богами. Во всяком случае, природа точно не могла создать подобного совершенства. Впрочем, это не мешало отшельнику просыпаться в полном одиночестве.

Продрав разноцветные глаза, первым делом мужчина нашарил на тумбе две линзы. Одна — с карим оттенком, другая — с голубым. Призадумавшись, мужчина, хотя, вернее будет сказать — юноша лет двадцати трех, выбрал голубую. Сегодня ему хотелось смотреть на мир глазами, цвета моря, а не гляделками цвета удобрений для цветов.

Потянувшись, парень поднялся и, некультурно почесавшись, шмыгнул носом. Не задумываясь он натянул дешевые, заплатанные штаны, напялил сандалии, сделанные из конопли и дерева, накинул холщовую рубаху с тесемками на груди и взял в руки посох. Пока это лишь непримечательный, ростовой посох. Без узоров, без орнамента, без каких-либо украшений. Самый обычный посох… с виду.

— Будем завтракать, — зевнул юноша и ударил своим верным другом по полу.

По стенам дома пошла рябь, задрожали окна, где вместо слюды или стекла красовались обычные доски; заскрипела деревянная посуда. Вдруг зажглась печка, весело затрещав поленьями, распахнулись шкафы, и по воздуху поплыла утварь. На столе вздрогнул простецкий нож, мгновением позже начав лихорадочно нарезать салат, который до этого буквально дошел до места своего упокоения. Кухня, находившаяся все в паре футов от спальни, словно ожила.

Сама собой в чайнике (на самом деле — в перекованном солдатском котелке с крышкой) закипела вода, в кружку спланировали листья чая, на хлебнице показались ломти душистого, ароматного хлеба, по которым резво намазывалось масло. Без ножа — само.

На поверку красивый юноша, пусть не самого большого ума, но зато немаленького сердца (дамы говорят, что не только его) оказался волшебником. Самым настоящим! Не тем фокусником, грабящим народ на дешевых представлениях, а всамделишным волшебником. Конечно он не умел превращать железо в золото и не знал секрета вечной молодости, но все же был волшебником.

Усевшись на подбежавшую табуретку, мужчина, потерев руки, принялся за трапезу. В это время вокруг его пепельных волос сама собой обматывалась черная бандана, отчего-то напоминавшая женский платок.

Аппетитно хрустя корочкой хлеба и жуя чуть-чуть подгоревшую яичницу (волшебник погрозил пальцем смутившейся сковородке), юноша размышлял о вечном. А именно — что пора бы ему пойти на базар и продать цветов, а то кушать будет попросту нечего, потому как это «нечего» будет банально не на что купить.

Доев свой завтрак, парень поднялся и вновь стукнул посохом о пол. В тот же миг посуда закружилась, завертелась и стала нырять в бочку с водой. Ожившее полотенце принялось её вытирать, а сушилка нежно принимала утварь в свои жестяные объятья.Ну или из чего она там сделана.

Дверь перед юношей открылась сама собой, а петли скрипнули так, что могло показаться будто они пропели «Хорошего дня!». Как только парень оказался за порогом, то домик замерцал словно был не деревянным, крепко сбитым строением, а утренним туманом, а потом исчез. На его месте красовалась небольшая поляна зеленой травы.

Маскировка, конечно, так себе, но кто в здравом уме появится у подножья Мазурманских гор? Там, в пещерах и скалах нет ни дворфов, с их вечными ярмарками и дешевыми металлами, ни монстров, на которых так любят охотиться терниты; ни дроу, хмурых, молчаливых эльфов с выступающими клыками и кожей, цвета мокрого камня.

Кем же был волшебник, бережно собирающий в специальный мешок заботливо выращенные цветы? О, это большой вопрос, на который только предстоит найти ответ. Все думали, что он обычный тернит, но сам он знал, что не является человеком. Собственно, фейре он тоже не являлся, что, порождало закономерный вопрос. Впрочем, юноша одно знал точно его звали:

— Эш! — пропищали где-то у сандалии.

Юноша нагнулся и увидели Мавери — цветочную фею. Она была такой крохотной, что могла бы уместиться на кончике чайной ложки. Хотя, по её же словам, ей вполне комфортно жилось в бутоне тюльпана. Как и многим другим цветочным феям.

— О, — улыбнулся юноша. Он сел на корточки и протянул мизинец. На него тут же, комично дернув крылышками, вспорхнула фея. Неловко плюхнувшись на пятую точку, она отряхнула платьице, сшитое из нитей лепестков. Таких тонких, что их мог раздавить слишком тяжелый взгляд, и таких ценных, что иные алхимики готовы за одну нить давать один золотой. Впрочем, волшебнику было плевать, что он держит в своих руках целое состояние. — Милая Мавери, я тебя разбудил?

— Ты всех будишь. Топаешь здесь — у нас дома трясутся.

Удивительно, но писк вдруг перерос в обычный голос. Хотя, наверно, это все