Сзади меня кто-то тихо кашлянул. В раскрытых дверях на одной ноге стояла незнакомая мне бабуся и часто моргала, другую ногу она зачем-то подняла, словно нащупывая ею невидимую ступеньку в воздухе, да так и замерла, глядя на меня прозрачными синими глазами... Я улыбнулась ей на всякий случай и поприветствовала:

– Добрый денек.

– А он точно добрый? – спросила бабуся, опуская ногу.

– Без сомнения, – кивнула я. – Чем могу вам помочь?

– У моего младшенького, – сказала она, тяжело опускаясь в кресло, – склонность к насилию.

– Приводите его, – встрепенулась я. – А сколько, если не секрет, вашему младшенькому?

– Тридцать пять, – пожала плечами бабушка, пряча покрытые синяками руки в карманы. – И с бутылкой не расстается!

– Тогда лучше принесите его фотографию, – быстро сказала я, потому что вступать в скандал с тридцатипятилетним пьяницей не имело смысла. – Я почитаю молитвы, чтобы он успокоился. Платить не надо, – предупредила я, когда она вытащила видавший виды кошелек и из него фотографический снимок размером с ладонь.

Бабушка недоверчиво взглянула мне в глаза и почти весело пошла к выходу, оставив фотокарточку.

– А фото ребенка не подходит. – Я вынуждена была вернуть снимок, разглядев детсадовского мальчугана с трубкой телефона в руке.

«Когда-то был мальчик-улыбка», – подумала я.

– Илья не любит фотографироваться, – вздохнула бабушка, пряча снимок.

– Хорошо, я попробую на этой, – пообещала я, и хотя понимала, что мои слова иллюзорны, положив на снимок руки, попросила бога избавить этого человека от пьянства.

В Москве работающий человек скорее пойдет со своей проблемой к гадалке, чем в кабинет к психологу. Ведь офисы магов и гадалок расположены на каждой улице, а кабинет врача надо еще поискать.

Время со скрипом раскручивало свою радужную спираль, а я практиковала уже второй месяц и частенько подумывала о том, что мне не хватает приемной, в которой можно было поставить несколько стульев. Но заработок все же был крайне нестабилен, хотя на жизнь мне, безусловно, хватало. Ведь людей до умопомешательства волнуют отношения с другими людьми, болезни, которые не проходят, и безответная любовь к абсолютно посторонним и чужим людям, с которыми им ничего и никогда не светит по судьбе... И еще многих душит злоба на все что угодно, буквально на все, что шевелится и дышит. Поэтому, испробовав все мыслимые и немыслимые гнусности в отношении недругов, они отправляются к последнему средству, то есть к магу. И я беру за это деньги: за нездоровый процесс разговора с озлобленными на весь свет людьми, потому что их ожесточение безгранично. Я успокаиваю их и умело направляю недобрую силу в безопасное русло. Я научилась этой нехитрой манипуляции, пока работала проводником скорого поезда. Это несложно, переключить человека на что-то хорошее сочувствием. Правда, ненадолго. Навсегда перевести зло в добро не удается даже господу богу, я же и не ставила перед собой таких неосуществимых задач...

К исходу первого месяца я начала морально уставать от работы и даже покрылась сыпью от переживаний. В конце концов я твердо решила, что заработаю энную сумму, сверну к черту магическую шарашку и открою ферму по выращиванию страусов где-нибудь в Рузском районе. Придя ночью после магических сеансов в свою комнату в доме номер 14/7 на Плющихе, я совсем выпустила из памяти, что опять ничего не купила себе на ужин.

– Зато похудеешь, Мурзюкова, – сердито ворчала я, направляясь в ванную. – Сухого корма поешь, – вспомнила я про пакет с сухарями на подоконнике и приободрилась немножко.

Из комнат сестер Хвалынских слышался заливистый храп, как безутешный стон о чем-то недостигнутом, и я внезапно вспомнила, что дочка постоянно жалуется, что свекровь входит к ним ночью и смотрит, как они спят.

– Зачем она это делает, а? – спрашивает меня Дарья из раза в раз, вот и сегодня позвонила с утра, напуганная не на шутку.

– Ну, она входит, когда что? – в первый раз уточнила я.

– Поздно ночью, когда мы спим, – заторопилась Дашка. – Я проснулась как-то часа в три, а она стоит у кровати и смотрит на нас... Жуть, мам. На ведьму похожа.

– Ты ей сказала что-нибудь? – хмыкнула я, представив седую и неулыбчивую родительницу зятя.

– Нет, а что бы я ей сказала-то? – поперхнулась Даша. – Типа: «Мама, вы чего?»

– Да, – вынуждена была согласиться я. – Да... Странно. А какое у нее было лицо, ты не помнишь? Доброе? – Тут я снова представила сватью в спальне молодых, и меня передернуло.

– Темно, мам, я не разглядела! – задумалась дочь. – А что?

– А если закрывать вашу дверь на ключ? Ты Сашке-то говорила? – Тут я вспомнила своего всегда неунывающего зятя.

– А вдруг Сашка возмутится, что я наговариваю на его мать? – рассердилась дочка. – Право, не знаю, что и делать, если только его разбудить, когда она войдет опять?

И я согласилась, что лучше не надо пока об этом говорить Сашке, ведь ситуация была из разряда неприятных тайн.

«Наверное, Дашка сильнее меня», – порой приходила в голову мысль.

У подъезда в то позднее утро сидели две бабки и вязали носки. Сестры Хвалынские на мой вопрос, что за две седые пигалицы постоянно вяжут носки у подъезда, растолковали мне, что одна из пигалиц носит ничем не примечательную фамилию Жужжалина, а вторая – фамилию Моргалина.

– Вся жизнь утыкана ими, – уныло перечисляла одна из бабок, громко стуча спицами и кося глазами по сторонам, – обязанностями и долгами. Так и живем...

«Жизнь прошла, а тетки состарились и стали похожи на тощие привидения», – тихо и цинично подумала я, ускоряя шаг.

– Ведьма пошла, – беззлобно кивнула бабка Жужжалина. – Слышь, Верк, она над рестораном «Ганнибал» шабашем занимается.

– Да ты что?! – Бабка Моргалина вздрогнула.

– А чего у тебя салон-то Розовый называется? Для лесбиянок, че ли? – спросила меня Верка Ивановна, подмигнув.

«Ну надо же, – подумала я, – а ведь точно. Надо будет срочно переименовать салон, оставив лишь надпись „Магия на Плющихе“. Может статься, название-то не привлекает, а отпугивает».

Итак, я поднялась к себе, переобулась в удобные тапки, положила на видное место гудронный камень, который стянула у магини, а также пару стеклянных шариков и стала ждать...

Дом качнулся от проезжающего мимо «КамАЗа», и шарики, подпрыгнув, скатились на пол. Я юркнула под стол их искать, облизываясь от запаха шашлыка, который через вытяжку влетал ко мне в магический кабинет из ресторана. На мне был все тот же типовой костюм гадалки и ведуньи, что-то вроде спецодежды для магического спецназа – черное платье в пол и турецкая шаль со звездами – презент одного веселого челночника в бытность мою проводницей на скором поезде.