— Как это с чего?! — не менее искренне сыграл удивление собеседник. — На автостоянке Международного аэропорта работают видеокамеры, и они отследили как момент вашей парковки, так и момент вашего отъезда.

— Не было меня там. Вы что-то путаете, — насупился и поджал губы Роман Яковлевич.

— Как это ошибаюсь?! Нисколечко не ошибаюсь. Вот, — майор залез в нагрудный карман пиджака и достал оттуда блокнот, — читаю: «Ниссан» синего цвета, государственные номера Е128СС177. Это ведь номера машины вашего соседа, не так ли?

— Номера его, а меня в Шереметьево-2 не было. И все тут.

— Вы, любезный гражданин Роман Яковлевич, слишком высокомерно относитесь к возможностям современной следящей аппаратуры, — назидательно парировал слова, отпирающегося от очевидных фактов Рахлина. Слово «гражданин» впервые прозвучало в палате и это не предвещало Роману Яковлевичу ничего хорошего.

— Я уже «гражданин»? Мой статус в процессе разговора изменился?

— Вы уж простите меня, но назвать вас «товарищем», на основании имеющихся у нас данных, как-то язык не поворачивается, — откровенно заявил майор.

— Мне все равно, что вы себе вообразили на мой счет. Я вам делаю официальное заявление, что я не помню эпизод моего нахождения на территории аэропорта.

— Ах, скользкий вы наш, Роман Яковлевич! — не удержался от смеха Иверзев. — Я таки поражаюсь вашему таланту переобувания на лету. Ну да, ладно, у вас еще будет время и возможность со своим адвокатом опротестовать данные видеонаблюдения. Хорошо. Вы не помните, как вас занесло к черту на кулички, вы отрицаете, фиксирование вашей персоны в аэропорту, но ответьте мне, честно и откровенно: за каким лешимм вы загримировались для того, чтобы прокатиться по городу?

— Вы ошибаетесь, я опять вынужден это признать, — упрямо долдонил пациент.

— Да нет же! — перебил его не слишком ласково, уже начинающий терять терпение майор. — Это вы ошибаетесь, думая, что наклеенные усы с бородой, очки и шляпа, надвинутая чуть ли не до глаз способны скрыть вашу личность.

— А вот только не надо мне шить липовые улики. Когда меня нашли сотрудники «скорой» ничего такого при мне не было: ни фальшивой бороды, ни спортивного костюма, ни очков, ни шляпы. И в машине их тоже не было. Можете обыскать, — скривился в торжествующей ухмылке Рахлин. Активная мимика лица Рахлина не ускользнула от пытливого взора майора, как не ускользнуло от него то обстоятельство, что при этом конечности его оставались абсолютно неподвижными, что не могло быть естественным обстоятельством. И это говорило ему о многом.

— Стоп-стоп-стоп, — остановил его въедливый майор. — Я про костюм, кстати, ничего вам и не говорил, это вы сами сейчас ненароком проговорились. Вот, полюбуйтесь, — полез он опять во внутренний карман и достал оттуда пачку фотографий, но показал только одну из них, где Роман Яковлевич «засветился» в зале ожидания аэропорта. — Не правда ли — дикое сочетание? Спортивный костюм и шляпа. Кто вас так надоумил маскироваться?

Роман Яковлевич первый раз за весь разговор прикусил язык, ибо понял, что невольно проговорился и теперь лихорадочно искал повод для завершения крайне неприятного разговора. Повод искать долго не пришлось, потому что он сам пришел в обличии заведующего реанимацией. Приоткрыв стеклянную дверь, он заглянул в палату и зачастил:

— Все-все, Шахерезаде пора прекращать дозволенные речи. Я и так пошел у вас на поводу и превысил регламент.

— Вы правы, доктор, — опять еле слышно простонало койкоместо, — я очень устал. Проводите гостя.

Но настырный агент и не думал вставать со стула, на котором так вольготно расположился, что привело в крайнее замешательство, как пациента, так и врача. Паче того, он напрочь проигнорировал словеса доктора, молча, перекинув нога на ногу. И тому ничего не оставалось, как неловко топтаться в дверном проеме. Впрочем, к чести доктора, он все же попытался через некоторое время повторить свою просьбу о добровольном выдворении, но слова майора быстро потушили его порыв:

— А с вами, доктор, у нас еще будет отдельный разговор, но уже не здесь. И поверьте на слово, вам не стоит более досаждать мне своим навязчивым присутствием и предупредите персонал, чтобы он тоже не мелькал в поле моего зрения, а то я могу подумать, что вы в сговоре с государственным преступником.

После этих слов, сказанных негромким голосом, похожим на резку специальными ножницами кровельного железа, заведующего, как ветром сдуло.

— Вы не имеете права называть меня преступником! — чуть не взвизгнул Рахлин. — Это может сделать только суд, да и то на основании неопровержимых фактов преступления. А все, что вы мне тут напредъявляли не тянет даже административное правонарушение. Кому какое дело, в чем я хожу и на какой машине езжу! Это не преступление. Мы пока еще живем в свободной и демократической стране, и у вас эти штучки не пройдут. Суд во всем разберется и вас накажут по служебной линии за самоуправство и шантаж! Вот!

— Ого, как вас понесло?! Всегда завидовал людям, умеющим обращаться с заковыристыми выражениями, — непритворно восхитился тирадой пациента майор.

— Я свои права знаю! Мне еще не предъявлено никакого официального обвинения, а потому, либо предъявляйте его немедленно, либо убирайтесь ко всем чертям, а не то я спущу на вас целую свору правозащитников, — не унимался в праведном, как ему казалось, негодовании Роман Яковлевич — пока еще гражданин и бизнесмен.

Другой бы на месте Иверзева уже давно бы ринулся с опровержениями или молча откланялся, но майор сохранял поистине эпикурейскую[7] безмятежность.

— А вас не удивляет, что я до сих пор не поинтересовался, почему вы там оказались и что делали? — меланхоличным до безразличия голосом спросил он у лежащего.

— Ну и почему? — буркнул Рахлин.

— Да все по тому, что я и так это знаю.

— Что вы можете знать?

— Вы там совершали банальное убийство, с применением спецсредств, за что и получили гонорар, так сказать, во временное пользование, — не преминул уколоть в самое больное место представителя нации, считающей себя выше других.

— И к-кого я, по-вашему, убил? — опять слегка запнулся опрашиваемый и капельки пота заблестели у него на носу, выдавая крайнее волнение.

— Вы убили гражданина Вдовенко в зале ожидания, — коротко ответил тот.

— Не знаю я никакого Вдовенко и причин его убивать, стало быть, не было.

— Не спорю, фамилию убитого вы могли и не знать. Вы просто выполняли заказ.

— И как же я это сделал?! Застрелил, зарезал, задушил? У всех на виду? Вы с ума сошли?

— Да. Представьте себе. У всех на виду, в зале ожидания. И я не сошел с ума, как вы опрометчиво предположили. А убили вы его посредством авторучки, стреляющей ампулой с ядом.