Но звонок, который круто изменил судьбу Георгия Васильевича и не его одного (но это выяснится позднее), был самым обычным. Правда, по этому номеру с Прониным могли связаться человек пять, не больше. Георгий Васильевич недоуменно смотрел на экран: звонил кто-то шестой.

– Георгий Васильевич, я не ошибся? – послышался чуть насмешливый голос.

– А кто спрашивает?

– Старый знакомый. Да ты не узнаешь, что ли, Егор?

Узнал он, узнал. Просто услышать этот голос Пронин никак не ожидал. Ни сейчас, ни в другое время. Нет, все-таки ожидал, зачем себя обманывать. Тогда почему он ошеломлен? Спокойствие, его давно отучили обнаруживать свои истинные чувства.

– Сейчас прижмусь к обочине, минуточку. Порядок. Слушаю, Влад.

Вышло сухо, по-деловому, то, что надо. И даже привычное некогда обращение «Влад» не застряло в горле.

– Надо встретиться, Егор. Как на это смотришь?

Он еще спрашивает. Разумеется, Пронин готов встретиться в любое удобное для его собеседника время.

– Когда?

– Лучше не затягивать. Прямо сегодня можешь? Хорошо, тогда я не прощаюсь.

В трубке послышались частые гудки. Что будет дальше, Георгий Васильевич хорошо представлял. Сейчас позвонит другой человек, объяснит, куда и когда надо подъехать. Возможно, Пронину придется сию же минуту выдвигаться в Москву или, скажем, в питерский аэропорт. Что гадать? Одно ясно, что о фитнес-центре придется забыть. Да он уже и забыл. Пронин ждал. Прошло секунд двадцать-тридцать, прежде чем ему позвонили вновь.

– Давайте, Георгий Васильевич, встретимся у Спаса на Конюшенной, – предложил вежливый голос.

– Понимаю.

Имелся в виду храм Спаса Нерукотворного Образа на Конюшенной площади.

– Когда вы сможете туда подъехать? А, уже через 10 минут? Стало быть, в 22:15. Есть. Ждем.

Он не просто потребовался Владу, он потребовался срочно. И тому должна быть веская причина. Какая? Собираясь с мыслями, Пронин ехал к указанному месту. Он не ошибся ни на минуту: ровно в 22:15, как и было условлено, притормозил у храма, безошибочно определив «ту самую» машину (другой и не было) – представительскую БМВ. Из машины вышел человек, приблизился к джипу Пронина. Георгий Васильевич опустил боковое стекло. Подошедший внимательно посмотрел на него, заглянул в салон, ни слова не говоря, вернулся обратно. БМВ зажгла фары и двинулась с места, джип Георгия Васильевича следом. Не в Москву, не в аэропорт, нет. Скоро они свернули в проулок, затем через арку – во двор. Значит, Влад в Питере? Миновав несколько арок, БМВ въехала в тупиковый двор и остановилась. Приехали. Сопровождающий подвел Пронина к металлической двери, которая при их приближении открылась и впустила Георгия Васильевича (попутчики остались снаружи) сразу в обычную с виду питерскую коммуналку. Здесь его встретил молодой человек, который молча указал на створчатые двери в торце коридора. Георгий Васильевич не удивился бы, если бы его и там кому-нибудь передали. За створчатыми дверями могло находиться все что угодно – вагон метро или, положим, самолет, готовый унести его на встречу с Владом. Однако все оказалось проще. Он вошел в мягко освещенную, прохладную комнату. Работающий телевизор, Г-образный кожаный диван, столик, накрытый для чаепития. На диване сидел светловолосый человек в черном костюме и водолазке. Владислав Владиславович Лукин, друг юности Георгия Васильевича Пронина. Президент Российской Федерации.

Они встретились на конспиративной квартире службы безопасности президента России.

Несколько секунд Лукин внимательно разглядывал вошедшего. Пожалуй, дольше, чем обычно разглядывают друг друга старые приятели перед тем, как обняться. Наконец, на его лице промелькнуло… нет, ничего на нем не промелькнуло. Он протянул руку.

– Хорошо выглядишь, Егор. Сколько сейчас весишь?

«Бороться, что ли, он меня пригласит?»

– Восемьдесят. Около того.

– Это дело поправимое.

«При чем тут мой вес? И зачем его поправлять?»

Георгий Васильевич достаточно хорошо знал своего приятеля. Он понимал: светские слова, изъявления радости по поводу их неожиданной встречи и прочее излишни. Они оба прекрасно помнят все, что их связывало. Не тот человек Влад, чтобы перебирать в памяти общих знакомых, что они да как, с кем хотел, он и так общался. Есть, по-видимому, чрезвычайно важное дело, ради которого Влад вспомнил о его существовании. Лукин указал Пронину на диван, сам расположился в кресле напротив. Без предисловий – к делу.

– Нужна твоя помощь, Егор. Ты не забыл еще свои навыки?

– Смотря какие навыки ты имеешь в виду.

* * *

Их знакомство состоялось более 20 лет назад.

В школе Егор (так Георгия называли все его друзья, уменьшительные имена Жора, Гоша ему не подходили) мечтал стать актером. Однако после десятилетки в театральный вуз не прошел. Его призвали в армию – в погранвойска. Фильм «Семнадцать мгновений весны», который Пронин посмотрел раз пять серия за серией, изменил его представления о будущем. Разведка – вот его жребий! Разведчик – тот же актер, только он играет на реальной сцене, полной опасностей и романтики, так казалось Егору. Особист их части, к которому Пронин пришел за советом, объяснил, что добровольцев в штирлицы не берут, надо прежде поступить в органы госбезопасности и терпеливо ждать своего часа. Так он и поступил. Получил диплом юриста, был принят на работу в Комитет государственной безопасности. И заветное приглашение последовало. Так в Краснознаменном институте имени Андропова появился слушатель Георгий Пешков.

Его соседа по комнате в общежитии звали Владиславом Брасовым.

В то время они были похожи, как два однояйцовых близнеца. Их и принимали за братьев. Почему один по легенде Пешков, а другой Брасов, никто, разумеется, не спрашивал. Мало ли по какой причине? Не для того люди идут в разведку, чтобы к ним приставали с подобными расспросами.

Или не братья они? Кто же знал. У Владислава глаза серые, холодные, близко посаженные, как обычно отмечают в особых приметах. Голубые глаза Егора смотрели мягче, добрее и поэтому, наверное, казались другими. Хотя на черно-белых снимках той поры видно: довольно похожий у приятелей разрез глаз. Но овал лица, подбородок, посадка головы… здесь природа наградила их редким сходством. Если бы потребовалось составить фотороботы Брасова и Пешкова, то им подошел бы один на двоих.

В их дружбе – насколько могли дружить будущие штирлицы, еще не ходившие вместе в разведку, – лидерство принадлежало более жесткому Владиславу. Егор постепенно стал усваивать его мимику, интонацию. А однажды – зря, что ли, собирался учиться на актера? – попробовал шутки ради в него перевоплотиться. Он без особого труда освоил походку приятеля – с опорой на носок, словно по борцовскому ковру, раскачивая в такт ходьбы правой рукой. Надел водолазку, темный костюм… И впору выяснять, кто их общий папа – то ли