Шрифт:
Интервал:
Закладка:
нами?
А я — что я? Мое блюдо варилось много лет, и намешано в нем всякое…
Моя биография оказалась короткой, но тешу себя мыслью, что это уже не тот, упомянутый ранее случай, когда нечего вспомнить, зато чего забыть — хоть отбавляй…
Теперь вполне достаточно и того, и другого.
Не говоря уже, что автор сегодня — совсем не тот, каким был сорок лет назад: я
давным-давно не коллекционирую ковры…
Конец.
=============
СТАТЬ ГЕНЕРАЛОМ
Отношение к водной стихии у меня не однозначное. Как-то в детстве к нам во двор
зашла средних лет цыганка с ребенком на руках. Просила водички. Дети стали ее
дразнить, а один мальчик от полноты чувств даже швырнул в нее камень. Я сцепился с
ним, и мы слегка подрались. И хоть он, убегая, назвал меня «жидом», я получил все же
пожизненную сатисфакцию.
Худощавая цыганка, прижимая к себе младенца и глядя на меня в упор
воспаленными глазами, четко сказала: «У тебя доброе сердце, ты станешь большим
человеком, генералом…», а по поводу удравшего юного антисемита негромко бросила:
«Конец его — на лице его… Бог пошлет ему смерть на воде и в молодости!».
Я тут же побежал домой и рассказал все мамочке. Она почему-то побледнела, схватила свою сумочку, стала доставать деньги. Дала мне 25 рублей, роскошную крупную
купюру, по тем временам немалые деньги, и велела догнать цыганку и обязательно
передать ей.
10
Женщину, покинувшую наш негостеприимный дом, я с трудом настиг в конце
квартала. Сначала она отказывалась брать деньги, но после взяла и сказала: «Скажи своей
маме, что она тобой будет гордиться…».
Хорошо помню, какое прекрасное было тот день у нас с мамочкой настроение, она
даже пела вечером, хотя и выяснилось, что мы остались совершенно без копейки.
«Будь добрым, сынок, и навсегда запомни этот день! Я знаю, что это такое —
слово цыганки… Боже мой, как я счастлива!»
… Уже став взрослым, кажется, во время моего очередного приезда из Одессы, где
я тогда учился в холодильном институте, я узнал, что имела в виду мама под «словом
цыганки».
В 1941, во время эвакуации, к ней на каком-то вокзале подошла цыганка, тоже с
ребенком, и попросила «копеечку на хлеб». Мама, со своим жизненным правилом всегда
подавать нищим, не раз учила меня:
— «Если у тебя просят милостыню, подай обязательно! Не раздумывай, почему они не
идут работать или не на водку ли пойдет твое подаяние. Человек просит — дай ему, если у
тебя что-нибудь есть, конечно. Он унижается — и уже это требует от нас милосердия».
Конечно же, она чем-то помогла цыганке, а после, сама не зная почему, попросила
погадать ей.
Цыганка поглядела на маму, на 4-летнего Бертика, моего старшего брата
Бертольда, стоявшего с отрешенным видом рядом, и… наотрез гадать отказалась.
«Что-то плохое?» — заволновалась мама. Цыганка опустила глаза и потухшим
голосом тихо промолвила: «Ты хочешь знать правду? Она плохая… Скоро ты потеряешь
самое дорогое…»
Папа был на фронте, и у мамы сразу закололо в сердце: ничего другого ей даже не
могло прийти тогда в голову. А через пару месяцев, уже в Фергане, умер от воспаления
легких ее первенец, бедный Бертик. Папа же, пройдя всю войну, вернулся домой целым и
невредимым.
Надо ли говорить, как обрадовалась мамочка, узнав, какое будущее ожидает ее
любимого Витеньку…
С тех пор прошло много лет. Где-то после сорока я потерял веру в цыганское
пророчество «стать генералом». Но как-то в беседе с мудрым Насоновым, когда я, смеясь, рассказывал ему эту историю, его реакция, как всегда, была неожиданной. «А что, — сказал
он, — эта тема не такая уж и простая… Кто такой, с точки зрения любой безграмотной
цыганки, директор школы? Большой человек, безусловно, тот же генерал, другими
словами. Да и в царской России, прими это к сведению, по табели о рангах директор
гимназии ходил в чинах не малых: если не ошибаюсь, действительный статский советник.
Правда, когда я гляжу на вашу чиновную братию, нынешних директоров, детей то ли
кухарок, то ли лейтенанта Шмидта, в их генеральскую суть не очень-то верится…»
И чуть не забыл: когда я служил в армии, кажется, зимой 1965 года, в бушующих
водах Бискайского залива в первом же рейсе после окончания мореходки утонул, подавая
до последнего сигнал «SOS» из радиорубки тонущего «Ориона», Александр Бачук, тот
самый мальчик из моего двора, который так не любил цыган и евреев. Слово цыганки…
Вода, вода… Помнится еще один случай, связанный со знакомой семьей врачей
Дугфилль. Они взяли на лето у своих одесских друзей двенадцатилетнего мальчика на
«сельское оздоровление». Их взрослая дочь Элла с мужем-студентом и собственным
грудным ребенком, прихватив с собой юного одессита, отправились покататься на лодке.
Муж сидел на веслах, Элла ухаживала за младенцем, а гость устроился на корме. Что там
случилось, я не знаю: то ли крупная полная Элла неловко шевельнулась, то ли просто их
ударила в борт волна от проходящего мимо катера «на крыльях», но лодка перевернулась.
Элла, естественно, не выпустила из рук своего ребенка; муж ее, не умевший плавать, вцепился изо всех сил в скользкое днище, а на отсутствие мальчика никто поначалу не
обратил и внимания.
11
Интересно, продолжались ли после этого дружеские отношения двух семей, и что
говорили одесситы, приехав за телом ребенка…
===========
БАТИСТОВЫЙ НЕЖНЫЙ ПЛАТОЧЕК
Этой истории, которая с высоты прожитой жизни смотрится сущей мелочью, лет
шестьдесят. То есть, ее главным участникам сегодня под восемьдесят. Тогда я учился на
механическом факультете Одесского технологического института пищевой и холодильной
промышленности. В те времена в Одессе был только один университет, на улице Петра
Великого (не знаю, как она сейчас называется), все остальные высшие учебные заведения
— рядовые институты.
Скромная студенческая отрада — танцевальные вечера, которые устраивались по
субботам в вузах. На таком вечере в мединституте мне однажды повезло познакомиться с
прекрасной девчонкой, в которой всё — понимаете, абсолютно всё! — было по мне. Дабы не
раздражать читателя, не буду перечислять это ВСЁ, но можете поверить мне на слово –
она бы вам тоже очень понравилась.
Проводил ее к общежитию медина, о чем-то долго болтали, не желая расставаться, договорились встретиться следующим вечером.
Опьяненный, вернулся домой, тогда я жил на квартире у разбитной пожилой
одесситки, и с трудом заснул, ожидая завтрашнего дня.
Трудно передать