Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как после затмения солнца или землетрясения разговор бывает только один, о том, что недавно случилось. Так и тут весь улус был наполнен одной тревогой, тихо шептался об одной беде…
У Жаргалмы и правда от рождения было на языке продолговатое коричневое родимое пятно, чуть побольше обыкновенной пуговицы. Такие пятна бывают на щеках, на шее, на лбу у многих людей - обычные родинки…
Через два дня не только сорок семь юрт улуса Шанаа, но и в соседних улусах знали уже, какую недобрую жену выбрал себе мастер на все руки, плотник Норбо. Говорили, что она может одним своим словом принести беду и несчастье. Все боялись попасть к ней в немилость, с ней нельзя было спорить, ни одна женщина не решалась разговаривать с ее мужем, чтобы Жаргалма не приревновала. И с ее свекровью повздорить нельзя, даже их теленка хлестнуть хворостиной: Жаргалма отомстит.
Вспоминали других людей, у которых были пестрые языки, называли их имена. Они жили когда-то давно, в других улусах и всю свою жизнь делали людям зло.
- Боги, упасите от греха…
- Не сказать ли Норбо, он же ничего не знает… Пусть выпроводит из улуса.
- Молчи, не твое дело. У них есть родственники, они и скажут. Да и Норбо не слепой, сам заметит. Молчи, а то Жаргалма дознается, сделает, что ты одним глазом будешь всегда смотреть в небо, а другим - в землю…
Все вокруг говорят об одном и том же. Только трое в улусе - Жаргалма, Норбо и его мать Ханда - ничего не ведают.
Дни идут.
Как-то рано утром, едва лишь взошло солнце, Норбо сказал жене, чтобы она помогла ему гнуть дуги, покрутила бы колесо. Оба, довольные друг другом, тем, что они вдвоем, направились к паре толстых бревен, скрепленных вместе неподалеку от сарая и амбара. Из неглубокой ямы доносился какой-то непонятный тревожащий запах. Видимо, это был запах огня, горячей золы, седого пепла, кипящего березового сока.
В толстых бревнах было вырублено гнездо дуги. Норбо взял распаренную березу, укрепил ее в гнезде, привязал веревку, закрутил за ось колеса, продел за оглобли. Жаргалма налегла на оглоблю и пошла тихо, будто подкрадываясь к осторожной птице. Муж шел позади, забивал острые колышки, помогал гнуть упрямую молодую березу.
- Тихонько, Жаргалма, - предупреждал Норбо. - Не торопись. Нажмешь посильнее - береза треснет, пропало дело.
Норбо говорил, а сам видел, что Жаргалма и без того умело работает, будто всю жизнь только и делала, что гнула дуги.
Норбо забивал клинья, они торчали из станка, как растопыренные пальцы, блестели, точно лучи солнца. Жаргалма нет-нет да и взглянет на своего мужа. «Говорят, мужики народ грубый, резкий, - думала она. - Обижают жен… А мне боги послали сильного, скромного мужа. Вон как хорошо работает! Полозья для саней гнет красивые, на птичьи шеи похожие. А кто еще гнет такие ловкие дуги? Такую дугу каждый купит…»
Нижняя часть березы гнется труднее. Жаргалма тихо-тихо продвигается вперед… Осталось совсем немного, один маленький шаг, и Норбо вобьет последний колышек. Жаргалма еле заметно двигает оглоблю вперед. Слышится треск, оглобля ослабла, как тетива у сломанного лука.
- А черт! - выругался Норбо. - Треснула. Внутри гнилая была. Жалко.
Муж выбил ненужные теперь клинья, выбросил треснувшую березу, возится у огня с новой. Жаргалма присела на камень, в голову ей лезут не взрослые, какие-то детские мысли. Будто стоит среди снега маленькая голая березка. Не выше, чем до колена новорожденному жеребенку… Ей холодно, а пожаловаться не может, еще не умеет разговаривать. И расти из-за мороза не может, нет в жилах зеленой, стремительной крови, промерзшая земля не дает своих соков. Березка нетерпеливо-трепетно ждет прихода весны. Прилетит первая весенняя птица, посидит, покачается на ее неокрепших тоненьких веточках.
Все же растет березка, с каждым днем растет. Жаргалма думает об этом и улыбается. Проходят годы, на крепкие зеленые ветви смело садятся большие, сильные птицы, умеющие спорить с ветром. Ветви не гнутся… Облака ходят почти рядом с ее вершиной, ночью береза может тронуть веткой любую из ярких звезд.
Однажды в лес пришел человек. Береза рада ему, она видела многих зверей и птиц, а человек пришел впервые. Осмотрел березу, сказал вслух:
- Хорошая будет дуга, - и взмахнул топором.
Первый раз в жизни закричала береза. Сосны, лиственницы, осины, кусты багульника - весь лесной мир услышал этот крик, замер от сострадания. А человек не понимал языка деревьев и не услышал крика березы…
Эти узорчатые мечтания Жаргалмы прервал стук топора Норбо, который рядом обтесывал другую березу. В нос ударил запах костра, ветерок принес пахучую, теплую волну воздуха. Норбо заложил в станок березу. Жаргалма взялась за оглоблю. Тонкая береза не хочет гнуться. В этом нет удивительного - каждая береза желает быть прямой.
Жаргалма идет плавно - так текут по равнинам мелкие, спокойные речки. Так покачиваются в тихий день степные травинки… Норбо торопливо вбивает последний клин.
Росла в лесу гибкая молодая береза и вот стала дугою. Человек обтешет ее, остругает и, чтобы она совсем потеряла свою красоту, раскрасит разными красками. Со временем дуга привыкнет к своей новой судьбе, стерпится с запахами конского пота и навоза, будет помогать лошади тащить тяжелый воз.
Жаргалма понимала, что согнутая береза пока еще не сдалась. В ней страшная сила: если вдруг распрямится, человек не успеет помолиться богам, как она убьет его наповал.
Но человек умен и хитер. Согнув березу, он связал ей ноги крепким ремнем, стреножил, как дикого скакуна.
Норбо и Жаргалма долго не уходили домой. Она думала о своем муже, о родной матери, которая тоскует о ней дома. Вспомнила бабушку, которая вечно крутит свой молитвенный барабан хурдэ: в нем спрятаны самые лучшие, самые святые молитвы. Повернешь барабан - и молитвы вознесутся к богу… Жаргалма думает о своих подружках Чимитме и Димитме, беспечных хохотуньях. У Норбо есть собака Янгар, у Жаргалмы дома тоже был свой Янгар, не такой толстый и не такой блошливый…
Потом ей пришла мысль о Хулгане-абгай, которая убила птенцов ласточек. Почему она прошлый
