Сад был как всегда пуст во время уроков.

— Зачем ты позвал меня? — Дора вошла почти сразу после него.

— Когда ты намерена сообщить в консерваторию о своем согласии?

— Ох, Йон, это не может подождать до вечера? Мы можем опоздать на методы моделирования.

— Я не могу ни о чем другом думать. Ты выбила меня из колеи своим заявлением.

— О, да… Лисса просто звездит сегодня, а ты даже ни разу руку не поднял. Не стоит из-за меня портить свое будущее. Все-таки инспектор в классе.

— Не меняй тему.

— Хорошо. Я намерена сообщить им сегодня.

— Уже сегодня? — Йон растерянно посмотрел на плещущихся рыбок. Сверкающие сгустки золота беззаботно кружили в воде. — Ты ведь знаешь об операции? Если ты идешь на вокализацию, то тебе делают операцию на связках. Ты будешь божественно петь. Но ты не сможешь больше говорить.

Дора закатила глаза, с шумом выдохнув:

— Давай смотреть правде в глаза. Таланта у меня нет. Так почему же тогда мне не воспользоваться чудесами хирургии, чтобы добиться желаемого? Сейчас я могу говорить, но не могу петь, и что? Разве я счастлива?

— А разве нет? — Йон в несколько шагов преодолел разделяющее их расстояние и положил руку на плечо девочке. — И мне безумно нравится, как ты поешь.

Дора раздраженно смахнула его ладонь и отвернулась.

— Я хочу петь не только для тебя, — когда девочка повернулась, в ее глазах блестели слезы. — Ты неправильно меня уговариваешь.

— А как надо?

— Если бы ты сказал, что будешь скучать по мне, что не хочешь, чтобы мы стали видеться реже, это было бы куда более мило.

Дора улыбнулась ему, подошла ближе и положила его руку обратно себе на плечо.

— Необязательно иметь возможность говорить, чтобы дружить, ведь так? Я буду писать тебе письма и посылать записи своих песен.

— Только они уже будут не только для меня.

— Пока я еще могу говорить, я скажу только тебе.

— Что?

— Ну, каждый должен сказать это хоть раз, — хихикнула Дора. — Было бы обидно не воспользоваться случаем.

— О чем ты?..

Девочка наклонилась к самому уху Йона и, обжигая своим дыханием, прошептала:

— Я люблю тебя.

Затем она прижала указательный палец к его губам.

— Не отвечай сейчас, ладно? Пусть это будет авансом, — снова хихикнула девочка и весело подмигнула ему.

Развернувшись на каблуках, она выбежала из дворика. Попугайчики на ветках встрепенулись и вспорхнули вверх. Йон пытался сдержать бешено колотящееся сердце. Она его любит. От этого хотелось кричать. Уголки губ сами собой тянулись вверх. Ни о каких методах моделирования не могло быть и речи.

Нужно было с кем-то разделить свою радость. Устав бороться с улыбкой, Йон вышел из садика, зашагав в сторону больничного крыла. Он торопился к маме.

Руки в наручниках сильно затекли, но повязку с глаз сняли — уже хорошо. Йон, щурясь от белого медицинского света гудящих ламп, с пренебрежительной улыбкой осматривался на новом месте. Юноша был сильно удивлен выдержке мятежников — или, точнее, отсутствию таковой. Если бы он хотел добиться чего-то от узника, то оставил бы того одного без еды и воды дней хотя бы на пять-шесть. Чтобы заключенный впал в отчаяние, думая, что про него помнят лишь крысы.

При воспоминании о мерзких животных он поморщился. Когда Йон был в камере, он давал этим тварям подобраться поближе, а затем захватывал и давил цепями, слушая противный предсмертный визг и хруст позвонков. Это было отличное развлечение, но продлилось оно недолго. Лидер несогласных пришел за ним даже слишком рано. Он воззвал к совести и раскаянию. Плохо же этот генерал знает инспекторов Канцелярии внутренних дел, или Канцелярии Счастья, как еще называют её в народе. Особенно популярно это название было в среде несогласных, правда, у них оно употреблялось исключительно с сарказмом. Впрочем, самих инспекторов это не волновало.

Сейчас Йон находился в светлом просторном помещении приторно-стерильного медицинского блока. По сравнению с лабораториями Канцелярии, местное оборудование устарело почти на век и напоминало изображения из учебников истории.

Несмотря на архаичность обстановки, больший интерес для Йона представляла сидящая напротив девушка в застиранном белом халате. Темные, почти черные волосы, выразительные брови и карие глаза в обрамлении густых ресниц. Впервые взглянув на нее, он подумал о том, что, может быть, зря недооценил старого генерала. Должно быть, тот хорошо изучили информацию о нем, раз подсунул ему девицу, полностью соответствующую его вкусу.

Затем Йон присмотрелся к ней более критично. Кожа девушки была бледной, почти прозрачной, хотя это, в общем, логично, ведь, насколько юноша понял, они сейчас прятались где-то в южных пещерах. Вряд ли девица часто бывала на поверхности. Йону же всегда нравились смуглые девушки. Рядом с такими чувствовалось биение самой жизни. А о какой жизни может идти речь, если с тобой полупрозрачное привидение?

— Если ваш генерал надеялся купить меня, то мог бы для начала поинтересоваться моими предпочтениями.

— Что? — девица оторвала взгляд от огромного бумажного фолианта и посмотрела на узника.

— Ты не в моем вкусе, — усмехнулся Йон, обнажая безупречную улыбку.

Брюнетка хищно усмехнулась в ответ и, аккуратно отложив книгу, медленно направилась в его сторону. Приблизившись, она слегка наклонилась и, царапнув его подбородок ногтем, заглянула в глаза.

— Знаешь, милашка, когда ты в меня влюбишься, тебе придется очень постараться, чтобы убедить меня в искренности своих чувств.

Йон не выдержал и рассмеялся, напор девицы ему определенно нравился.

— Недотрога. Отвратительно.

Та придвинулась еще ближе и шепнула прямиком в левое ухо:

— Хуже. Намного хуже, — и с этими словами она больно укусила его за мочку.

Йон зашипел, дернулся, но цепи намертво удерживали его на стуле. Удалось лишь мотнуть головой, но нахальная девица с пренебрежительной ухмылкой отскочила в сторону.

И что это было? Импровизация сумасшедшей? Или вся эта сцена была отрепетирована и поставлена специально для него?

— Оу… — равнодушно потянула она, — у тебя кровь. Но если ты хорошо попросишь, я обработаю рану.

— Мне стоит беспокоиться? Или это тот самый способ, с помощью которого вы размножаетесь? Ну, знаешь, как зомби или оборотни в старых фильмах.

— Точно подмечено, милашка, — брюнетка, снова взяла в руки книгу. — Скоро станешь одним из нас.

Тошнотворно-сладкое обращение неимоверно бесило, но Йон ничем этого не выдал и предпочел продолжить игру: