«Вот же корова, – подумал он с ненавистью. – Толстая рыжая корова с отвисшим задом и томными глазами. Морду от шоколада да пирожных как после пчелиных укусов разнесло, на лбу прыщей – давить не передавить, а туда же – очаровательницу из себя строит».

– Хорошо выглядишь, – улыбнулся он.

– А то! – фыркнула Лариска.

Заносчивая, самовлюбленная тварь. Еще бы – генеральская внучка, хоть и круглая сирота. Причем ее дед не какой-нибудь там замшелый отставник, строчащий мемуары о своем героическом прошлом, а заместитель начальника штаба Северо-Кавказского военного округа. Шишка. Раз в неделю прилетает из Ростова в Москву чуть ли не на персональном самолете, дабы заняться воспитанием любимой внученьки. Деньжат ей подкинет, по головке погладит и скорей за город, на охоту с боевыми товарищами, как будто ему в Чечне бесконечная пальба не осточертела. Пока любимый дедушка таким образом расслабляется, Лариска дома торчит, якобы готовясь к поступлению в вуз. Хотя в голове у этой рыжей коровы совсем другие мысли бродят. Бесконечные случки с мужиками – вот и все ее университеты. Такой оторве не гранит науки грызть, а хрен без соли.

– Ну, что вылупился? – кокетливо спросила Лариска, давно успевшая отступить в глубь прихожей, освобождая доступ к своему телу.

– Тобой любуюсь. – Он улыбнулся так широко, что даже челюсти заныли. – Ты у меня просто секс-бомба какая-то, а не ученица. Но лучше бы ты оделась, иначе наши с тобой занятия получатся сегодня несколько сумбурными. – Шутливо погрозив Лариске пальцем, он переступил через порог, захлопнул за собой дверь, поставил на пол вместительную спортивную сумку с облупленной надписью «Найк».

– Что это? – удивилась она, уставившись на сумку. – Ты куда-то уезжаешь?

– Павел Игнатьевич дома? – спросил он в свою очередь, заглядывая в квартиру через Ларискино плечо.

– Давно уехал, – заверила его она, нетерпеливо встряхнув грудью, напоминающей два куска сырого теста, посыпанного табачной крошкой.

Безуспешно стараясь не замечать эту веснушчатую грудь, украшенную чем-то вроде пары колечек бледной диетической колбасы, он задал новый вопрос:

– Все на лосей охотится?

– На лосей, на кабанов, какая разница? – Лариска хихикнула. – Главное, чтобы не на тебя.

– Смешно. – Он действительно издал смешок, напоминающий натужный кашель. – Значит, ты одна?

– Одна, одна. Дед только завтра к вечеру вернется, не раньше. – Она пнула сумку ногой. – Так что у тебя там? Какие-нибудь шпионские заморочки, признавайся?

– Ну да, меня ведь зовут Бонд, Джеймс Бонд. – Он приосанился, выпятил подбородок и немного постоял так, красуясь, после чего пояснил совсем другим, будничным голосом: – К сожалению, в сумке ничего интересного нет. Всякое барахло: спортивный костюм, детективы, тапочки. Друга в больнице нужно проведать, у него прободение грыжи… Я хотел сказать: язвы.

– А-а, – разочарованно протянула Лариска. – Жаль. Лучше бы ты действительно был крутым-прекрутым Джемсбондом.

Именно так: «Джемсбондом». Чего еще можно ожидать от этой тупой рыжей коровы?

– Тогда уж лучше сразу Гарри Поттером, – отшутился он, проходя в огромную генеральскую гостиную, люстра которой вполне сгодилась бы для антуража не самого маленького театра.

– Не-а, Гарри Поттер не катит, – промурлыкала Лариска, отираясь рядом. – У него писюнчик ма-аленький, а у тебя… ого!

– Ай! – взвизгнул он, пойманный ее нетерпеливой рукой за промежность. – Прекращай эти шуточки, Лора. Сначала – английский, все остальное – потом.

– Фигушки! Я хочу сразу!

Она попыталась припасть перед ним на колени, но он проворно отпрянул, а когда она вновь устремилась к нему, попятился еще дальше, сохраняя между собой и полуголой Лариской безопасную дистанцию. Благо площадь комнаты позволяла маневрировать сколь угодно долго – в гостиной было где развернуться.

«Плацдарм, а не квартира», – подумал он отстраненно. Военный полигон. Стены фотографиями военачальников увешаны, есть даже Буденный (правда, без шашки) и маршал Жуков (вылитый народный артист Михаил Ульянов). Вся эта героическая звездобратия уставилась на происходящее немигающими глазами, в которых чудится немое осуждение. Как будто на заседании военного трибунала находишься, честное слово!

– Текст выучила? – спросил он, когда, запыхавшись, оба замерли друг напротив друга, разделенные яйцеобразным палисандровым столом, на котором, если бы не обилие хрустальных ваз, впору танковые сражения устраивать. – There's nothing you can do that can't be done… Продолжай дальше.

– Тхерез носинг… – Лариска поморщилась. – А ну тебя, не буду. Язык сломать можно.

– У тебя ведь скоро экзамен, – напомнил он.

– Я ведь контрактница, – отмахнулась она. – Экзамены – одна видимость. Иди ко мне, скоренько. Киска соскучилась по своему котику.

Не дождавшись ответа на свой страстный призыв, киска снова устремилась в обход стола, но упрямый котик повторил ее маневр и, по-прежнему соблюдая дистанцию, наставительно произнес:

– Делу время – потехе час. Или, как говорят американцы, «business before pleasure». Повтори.

– Отвяжись, – буркнула Лариска, раздраженная тем, что ей так и не удалось добиться своего. – Голова болит. Занятия отменяются.

Дело начало приобретать неожиданный оборот, опасный. Стоит разгореться ссоре – и все предыдущие старания псу под хвост.

– Скажи то же самое по-английски, – вкрадчиво потребовал он, огибая стол.

– Не хочу, – упорствовала Лариска.

– Ай донт вонт, – поправил он ее, приближаясь на расстояние вытянутой руки.

– Перебьешься.

– Не перечь старшим.

– Ой, на каких-то пять лет старше, а воображает из себя, а воображает! – фыркнула почувствовавшая свою власть Лариска.

– Все-таки я мужчина, – напомнил он, поддевая пальцем резинку ее трусов.

– Что-то не чувствуется. – Лариска опустила глаза, следя за манипуляциями его пальца. Ноздри ее конопатого носа раздулись, как у заправской кокаинистки.

– Кроме того, я твой репетитор, – продолжал он с напускной строгостью. – Как будет по-английски «не хочу»?

– Я хочу, я как раз сильно хочу.

– Сейчас не об этом.

– Об этом, об этом, – заверила Лариска, стискивая его ладонь влажными ляжками. Рука словно внутри горячего пирога оказалась. С пылу, с жару.

– Ай донт вонт, – тоскливо произнес он, безрезультатно пытаясь высвободить моментально взопревшую руку.

– Молчи… Иди сюда… – Проворно попятившись, она увлекла его к старомодному кожаному дивану с высокой спинкой, где мигом опрокинулась навзничь, неведомо как, непонятно когда избавившись от трусов. – Давай, миленький, ну, – приговаривала она, разведя ноги. – Давай…