— А ей известно, кто ты?

— Думаю, нет.

— Боже, ты собираешься ей сказать? Старика Де Маттео удар хватит, когда он узнает.

Пьета кивнула:

— Знаю, но не представляю, что я могу ей сказать. Помимо всего прочего, он ее уже видел.

— Николас?

— Да. Он пришел, когда я снимала с нее мерки. Так что теперь я едва ли смогу отказать ей, верно? Он никогда не забывает своих клиентов. Он уже решил, какого цвета ленточка будет у нее в букете.

— И что ты теперь будешь делать? — Адолората отодвинула в сторону тарелку и водрузила локти на стол.

— Не знаю. Наверное, продолжать в том же духе и придумывать для нее свадебное платье. Думаю, получится довольно красиво. Она хочет быть сдержанно сексуальной и ослепительной.

— А как она сама? Она-то сама тоже сексуальная и ослепительная?

— Симпатичная. Блондинка. Моложе Микеле на несколько лет, как я полагаю. Но не то чтобы ослепительная.

Адолората задумалась.

— Знаешь, когда мы учились в школе, я всегда думала, что Микеле Де Маттео был в тебя влюблен.

— Нет!

— Правда, я так и думала. Казалось, он всячески стремился привлечь твое внимание.

Пьета засмеялась и покачала головой:

— Он все время меня дразнил, ты это имела в виду. И иногда таскал у меня завтраки.

К их столику подошел Федерико и вопросительно поднял брови. Адолората кивнула в знак того, что можно убирать тарелки. Не прошло и пары минут, как он уже принес две миниатюрные чашечки эспрессо и маленькие кубики шоколадного торта, покачивающиеся на блюдце. Пьета с наслаждением вонзила зубы в плотный кусочек, едва пригубив кофе. Она обожала сладкое.

Потягивая кофе, она снова покачала головой:

— Микеле никогда не интересовался мной в этом плане, и, даже если бы это было так, что бы из этого вышло? Папу и старика Де Маттео хватил бы удар, осмелься мы хотя бы подойти друг к другу. Не говори ему, Адолората. Ничего не говори ему о том, что ко мне приходила невеста Микеле. Это только вызовет новые неприятности.

— Что ж, без неприятностей все равно не обойдется, правда? — Адолората помрачнела. — Я всегда думала, что свадьба — это нечто радостное, но теперь мне кажется, что ни одна свадьба не обходится без драм.

— Только не твоя, — пообещала Пьета. — Твоя свадьба будет идеальной. Я об этом позабочусь.

Она опоздала, возвращаясь с обеда. Николас, наверное, в ярости. Молясь, чтобы ее следующая клиентка опоздала, Пьета во весь дух неслась по оживленным улицам назад в свадебный салон. Кутюрье Николас Роуз занимал анфиладу комнат на верхнем этаже старинного особняка в районе Холборн. И сейчас, если ей особенно не повезет, сам Великий Дизайнер будет сидеть в гостиной и беседовать с невестой, которая пришла для заключительной примерки. Платье уже ожидает ее в Зеркальном зале, но Николас и не подумает сам ее туда проводить: это работа Пьеты. Он любит появляться в самом финале, — придумать невесте прическу, встряхнуть шлейф платья, а затем, юркнув в соседнюю дверь, исчезнуть в соседней дизайнерской комнате, — пока не придет следующая невеста, и ему снова надо будет пускать в ход свои чары.

Самой важной комнатой в ателье Николаса Роуза была мастерская, где пять женщин трудились в тесноте за длинным швейным столом. Именно из-за них Пьета никак не могла уйти из салона и открыть собственное дело. Эти дамы, самые лучшие портнихи в Лондоне, создавали платья из самых изысканных тканей, с изящным шитьем и тонкой вышивкой бисером, которыми так славилась фирма Николаса Роуза. Зачастую им достаточно было мельком взглянуть на эскиз, чтобы увидеть недостающую деталь. В тихие дни, когда Николаса не бывало поблизости, они затевали игры с тканями на манекене, помогая Пьете придумывать идеи для ее будущей коллекции готовой одежды. Пьете казалось, будто она знает, чего хочет. Сначала, разумеется, совсем небольшая коллекция, не более восьми простых платьев, каждое из которых невеста смогла бы немного изменить по своему вкусу, и на каждом — ярлычок с надписью: «Пьета Мартинелли, дизайнер свадебных платьев».

Но уйти от Николаса Роуза было не так-то просто. Ей для этого многого не хватало: пяти экспертов из мастерской, реноме Николаса Роуза, его богатых клиенток, готовых платить немалые деньги за шикарные ткани и тонкую работу; и, как это ни удивительно, самого Николаса. Потому что, при всех его капризах, деспотизме и вспыльчивости, у него случались проблески настоящей гениальности. Он мог взять какой-нибудь незамысловатый эскиз, созданный Пьетой, и превратить его в шедевр. Каждый день, проведенный в салоне, она узнавала что-нибудь новое. И именно поэтому она не могла уйти и начать собственный бизнес. Со временем, может быть, да, но сейчас она не готова.

Пьета так торопилась, что единым духом преодолела на высоких каблуках шесть маршей крутых ступеней. Старенький лифт с его двустворчатой дверью и скрипучими деревянными панелями полз бы туда целую вечность, а она не могла ждать. И, что намного важнее, Николас тоже.

Отворив дверь в гостиную, она едва перевела дух. Как она и опасалась, невеста и Николас уже сидели там. Оба были слегка навеселе. На низеньком столике между ними стояла наполовину опорожненная бутылка шампанского.

— Мне так жаль, что я опоздала. — Пьета пыталась отдышаться. — Мне было необходимо отлучиться по делам, и меня задержали.

Николас выдал ей самую натянутую из своих улыбок. Он никогда не позволил бы себе сорваться в присутствии клиентки.

— Мисс Лэйни не терпится поскорее увидеть свое законченное платье, Пьета. Будь добра, проводи ее в Зеркальный зал.

С этой невестой пришлось помучиться. Когда она выбирала ткань и стиль платья, у нее бессчетное количество раз менялось настроение; она плакала навзрыд, недовольная формой своих рук и толщиной бедер, сбросила вес, потом набрала, потом снова сбросила. Платье претерпело массу изменений, но Пьета твердой рукой провела невесту через весь этот трудоемкий процесс, и теперь ей казалось, что это платье было, возможно, самой прекрасной из созданных ею вещей.

Свадебное платье висело там, где она его оставила: в Зеркальном зале. Сшитое из тончайшего атласа, с широким подолом, длинными рукавами на пуговицах, с такими же атласными пуговками по всей длине спины и, в качестве завершающего штриха, с черным атласным бантом до пола. Когда невеста увидела платье, ее глаза наполнились слезами.

— О, Пьета, вы с мистером Роузом исполнили мои мечты.

Пьета мягко улыбнулась:

— Давайте примерим его в последний раз, чтобы убедиться, что оно сидит идеально. Платье Николаса Роуза не должно жать, морщить или съезжать набок, когда вы двигаетесь. Оно должно быть самой удобной вещью, которую вы когда-либо надевали, равно как и самой изысканной.

Стоя перед зеркалом в своем свадебном платье, невеста снова залилась слезами. Пьета протянула ей коробку с салфетками. Она специально держала их в Зеркальном зале для таких эмоциональных моментов, как эти.