скольжению, на свободу, даже к неутомимым судостроительным заводам, к километрам листового металла и литрам пота, к набережным, их бескровным рукам, к усталым кораблям, раненным в самое сердце, где бы оно ни находилось. Она всегда помнит ощущение прибытия в порт, неожиданные огромные тени, груды металлолома. Горизонт вдруг наглухо закрывается. Фокус зрения сужается. Ей нравится в этот момент стоять на палубе: пропорции еще не совсем определены, шкала ценностей еще не выстроилась.

Она помнит, что порт враждебен, что там есть столь стремительные и совершенные механизмы, которым глубоко плевать на твое существование, и они с воем сирен могут сбить любое препятствие на своем пути. Зона гигантских насекомых. Так она их называет, хотя это просто подъемные краны, у которых, однако, огромная власть над ее жизнью. Наверное, такова цена за выход в море.

А теперь опасная, словно лезвие ножа, дорога. Земля осталась позади. Быстрее, быстрее, корабль набирает скорость. Чем дальше от берега, тем дальше от города.

Она принадлежит морю и знает свое дело. Хотя ни один рейс не начинается так, как предыдущий. Каждый раз она задумывается о том, что заставило ее пуститься в плавание. Видимо, ей нравится сжигать мосты, а не вести комфортную жизнь в четырех стенах, ей нравится ощущать трепет переходного состояния — между бытием и небытием, а еще у нее шило в одном месте, и только море способно успокоить.

В первые дни на море с телом что-то происходит, оно привыкает к металлу, словно рыба к пластику. Так она иногда думает. Эволюция видов. Возвращение к истокам.

Сперва кожа меняется от смазки, жира, металла. Идет химико-механический процесс. И она отдается этой новой жизни, которая воняет мазутом, черной кровью огромного зверя, что несет ее на своей спине, зверя одновременно мертвого и живого, плюющегося на большой скорости, ревущего, когда в бронхах мокрота.

Сначала ей кажется, будто все перевернулось, ее органы путешествуют отдельно, это они вышли в море и пытаются спастись. Без нее. На протяжении нескольких дней она крайне неуклюжа. Как будто ничего не умеет, как будто тело замерло. И что бы она ни делала, всюду препятствия, трапы, ограждения, двери, опасности, порывы ветра, бойлеры, неустойчивая палуба, ощущение нерешительности, перила, какие-то панели, брызги воды, оптический обман, дождь, звонок, вибрация, ступеньки, сомнения, смена температуры, радары, инструкция по безопасности, сонливость, голоса, пожарная сигнализация, абсолютное бессилие. А еще синяки — тоже часть трансформации.

Она помнит, что легко не бывает. Что из одной категории не перейти в другую без потерь, это словно маленькая смерть. Она знает, что океан далеко не всегда милостив и вовсе не обязан радоваться путникам у себя на хвосте.

Но что-то занимает ее взор всецело. Что-то всецело захватывает ее сознание. Что-то прокрадывается в ее органы, толкается, давит и одновременно освобождает. И она не понимает, является ли это что-то защитным подкожным щитом, подъемным краном, который возвращает к истинной жизни, или, напротив, разрушительной силой.

В какой-то момент трансформация завершается. Стихия смиряет человека.

V

Теперь она стоит на мостике и ждет появления корабля, с которого заметят неподвижность их судна. Она знает, что беды не случится, что сигнал тревоги не подведет: достаточно минутного сбоя радаров, достаточно не ответить на вызов, чтобы все переполошились, чтобы адреналин у обитателей суши зашкалил. Достаточно одного самолета. Звоночек — и полная готовность: в воздухе зажужжат вертолеты, готовые приземлиться где угодно. Когда двигатели работают, расстояние не преграда. С помощью ветра или без достаточно нескольких часов, чтобы умелые руки дотянулись до штурвала и повели судно к цели. Она знает, что полное исчезновение невозможно, хотя во время купания, когда все отключено, создается порой такая иллюзия. Она смотрит на спокойную воду и приходит в чувство, движения становятся плавными, сознание аккуратно противостоит стихии. Она не забыла своих моряков. Она подходит к левому борту, там отвязали шлюпку. Надо наклониться грудью вперед, чтобы разглядеть происходящее.

Она собирает взглядом команду вокруг оранжевой шлюпки. Сверху не узнает моряков. Хочется нырнуть, но что-то ее удерживает. Каждое ее движение регламентировано. Она наблюдает за вырисовывающейся картинкой, за мелькающими пятнами, за сверкающей синей водой. Перед ней морская ванна, в которой бултыхаются тела, и она ищет в этом какую-то логику, организующий принцип. Когда, проплывая мимо островов, она видит лица людей, у нее возникает то же ощущение: в навигации есть какие-то секретные неведомые формулы, благодаря которым по пути возникают те или иные объекты. Кроме как с корабля взор их никогда не поймает. Порой она часами изучает электронные приборы, бросает себе вызов.

Она смотрит на них: двадцать человек, которые направляются куда глаза глядят, как могут, куда не запрещено, куда можно, потому что внезапно решили, что их миссия больше не имеет смысла, их профессия не важна. У них появилась новая идея, им захотелось открыть свое сознание. Они не боятся наблюдения, контроля, ошибок в вычислениях. Она видит этих людей в воде обнаженными, потому что они не подумали ни о безопасности, ни о границах дозволенного. Они будто счастливые дети в ванне, в бассейне, им все равно, умеют ли они плавать. Она понимает, что они рискуют утонуть, и она не вправе мешать.

Ее сердце распахнуто так же, как у неловких пловцов. И ей не надо бросаться с ними в воду, чтобы почувствовать их головокружение. Она знает, что раны, удары и отступление от нормы, от прямой линии — начинаются сегодня.

У нее устают глаза. Солнце высоко в небе. Она размышляет о том, что они могли бы как-то себя проявить, пока она смотрит, сплавать наперегонки или синхронно, внезапно нырнуть, помахать рукой. Они не одеты, и она не понимает, кто есть кто, однако в воде каждый звучит по-своему, дышит по-своему, раздаются смелые крики парней. Они напоминают беспомощных зверюшек, летучих рыб, которые бросаются врассыпную при виде корабля.

Глядя в бинокль, она выбирает случайного пловца: тот шумно выдыхает, вытягивает руки, которыми обычно столь редко пользуется, — преодолевает себя ради бахвальства или в приступе вдохновения. Он радостно плывет кролем и не оглядывается на корабль, словно забыл обо всех опасностях, расстояниях, широтах и страхе исчезнуть в море. Ей кажется, что она узнала одного из моряков, с которым обменялась после отплытия всего парой слов, полезных и взвешенных, связанных сугубо с работой. Она едва может разглядеть его лицо, когда он делает остановки, однако он постоянно что-то говорит или выкрикивает, будто читает стихотворение, поет гимн.

Ей интересно узнать каждого. Она хотела бы понять,