Все! Хватит чужих компаний и дешевых пьянок! Новая жизнь диктовала и новые правила.

Собственно, правила эти Серега прописал давным-давно — в коротеньком плане из четырех пунктов. План, надо признать, был жестким, можно сказать, невыполнимым.

Потому что пункт первый требовал солидности. В поступках, словах, внешности — во всем. То есть бывают люди, у которых жизнь выверена и налажена, заправлена в нужное русло, как ремень в брючные петли, но у Сереги дела обстояли иначе. Очень уж много он мечтал, а мечты, как вещают психологи, НЕ сбываются. Сбываются действия, а значит, пора действовать — ходить по школе степенно, учителей не травить, тетради не рвать, резинками не кидаться. А еще хорэ врать про собственные подвиги — все равно в них никто не верит. Конечно, все вокруг врут, а вот он не будет. Завязка! Жесткая! И надо добиться главного — влюбить в себя, наконец, эту кочергу Анжелку.

То есть это было уже пунктом вторым… Поскольку Анжелка — это вам не Зинка-Зинон, и за нее следовало повоевать. А в общем, красавица Анжелка была занозой, которую Серега словил еще в малышовом классе. Самого первого момента он толком не помнил, но так бывает возле костра: вдруг пшикнет полено, выстрелит искрой — и вздрагиваешь от нечаянного ожога. И вроде искры уже нет — давно погасла, а боль остается. С Серегой приключилось нечто похожее. Сначала Анжелка вызывала в нем раздражение, даже какую-то злость, а после Серега внезапно смикитил, что самым банальным образом влюбился. При этом, как многих других, его в упор не замечали. Разумеется, это было несправедливо, а потому следовало что-то срочно предпринимать, пусть даже поломав себя, подкачав мышцы, научившись играть на гитаре и травить анекдоты. Да чего там! Серега готов был на более страшные жертвы — например, на удаление гланд и веснушек, на мелирование волос и позорный педикюр!

Третий пункт был самым скучным, так как подразумевал учебу и отметки. До сих пор Серега учился абы как, с троек перебиваясь на четверки, пусть не часто, но радуя мать пятерками. Отныне следовало повышать статус, забыв напрочь о тройках, прочно обосновавшись в праздничных колоннах отличников. Они хоть в массе своей и ботаники, и жизнь у них насквозь тошная, но ведь поступают потом в вузы-академии! И принимаются поплевывать сверху на тех, кто остался в лузерах, кого сплавили втихую в профтехучилища, на плохонькие заводы и в армию. Конечно, подлость, но те же Анжелки тоже, точно флюгеры, разворачиваются к удачливым да успешным. И бегут за ними, как миленькие…

Финальный четвертый пункт таил в себе проблемы с фамилией. Потому что в школе Серегой его звали только друзья, все остальные, включая девчонок (даже красавицу Анжелку!), именовали его Чехом, а то и вовсе Чахоткой. Кличка шла от фамилии Чохов, и это было настоящей трагедией. Взять того же пастозного Сэма, ведь сам себе придумал кликуху! Хоть и был Саматовым Вовой. Разобраться — так персонаж из анекдотов: Вовик, Вовочка, Вован. Однако Вовочкой Саматова никто не звал, поскольку сам себе он нравился исключительно в образе Сэма. У других, увы, так не получалось. То есть Серега сто раз предлагал матери сменить фамилию, благо и сделать это было совсем не сложно. Отчим носил фамилию Макушев, и они вполне могли стать Макушевыми. Если бы захотели. Тоже, конечно, не фонтан, но все-таки получше «Чахотки». К сожалению, уговорами Серега ничего не добился. Всякий раз мать напоминала об отце, рассказывала о его мастеровитых руках, о мощном голосе, о настоящем мужском характере. Серега и сам многое помнил. Например, как отец простым ножиком вырезал ему мечи с корабликами, как возил на рыбалку, сажал на плечи, учил запускать змея. И песни он умел петь здорово. Голос у отца был мощный, — когда рявкал на дворовую шпану, те горохом в стороны рассыпались. Так что базар базаром, а батя у него был мировой. По всем статьям и параметрам. И вроде получалось, что отца собственная фамилия устраивала, а вот слабохарактерный сынуля ерепенился и шел в отказ. В результате рассуждения матери окончательно запутывали Серегину жизнь, загоняли ее в уличный тупичок. Потому что отец умер. Три года назад. А мама… Мама продолжала его любить и все-таки вышла замуж. За отчима дядю Витю. То есть замуж-то вышла, а взятую у отца фамилию не сменила. Судя по всему, и не собиралась менять, чем только осложняла Серегино положение.

Словом, за фамилию приходилось бороться, а проще говоря — драться. Кулаками, ногами и головой. С приятелями Кокера, с гориллами Сэма, с теми же отморозками Краба, которые вообще готовы были гоготать над чем угодно. Конечно, вязаться со всей этой шайкой-лейкой радости было мало, но иного выхода Серега не видел. В противном случае он мог остаться Чахоткой до конца своих дней. Примерно то же сказал и дядя Витя, мамино решение он, как ни странно, уважал. Правда, советовал относиться ко всему с толикой юмора. Потому и комедиями заваливал. Пока народ хавал тягучие спагеттины сериалов, глотал Бессонна с Гибсоном, их семейка стойко пребывала в стороне. Из вечера в вечер они созерцали по видаку какие-нибудь «Покровские ворота», «Тридцать три» или «Бриллиантовую руку». Смехом по несчастьям — так это именовал дядя Витя, и кое-что у него получалось. Серега и не заметил, как втянулся и пристрастился. Вчера вот смотрели «Берегись автомобиля» — кажется, уже в пятый раз, а Серега с Ленкой в голос ухохатывались. В школе он, понятно, о таком не рассказывал, а то бы ухохатывались уже над ним. В общем, смех смехом, а крепкие кулаки в жизни тоже не последнее дело, и вскоре после одной из бесед отчим купил Сереге боксерскую грушу. Для наработки уверенности в себе, ну и для более мужского интерьера.

Вспомнив о груше, Серега вскочил с табурета и ринулся в спальню. Легкое усилие воображения, и черная, подвешенная к потолку сосиска превратилась в ухмыляющегося Сэма.

— Лыбишься, да? — Серега с разбега молотнул по тугому кожаному боку ступней, добавил локтем и кулаком. Груша обморочно закачалась, кулак заболел. И все равно Серега торжествующе улыбнулся. У Сэма такой груши, точняк, не было, а значит, шансы начистить ему моську серьезно возрастали. Надо лишь не филонить и тренироваться — например, по часу-полтора в день. Или хотя бы минут по двадцать. Пока же Серегины тренировки ограничивались двумя-тремя ударами, то есть в переводе на время — пять-шесть секунд в день. Для наработки мускулатуры этого было явно маловато…

Форма, учебники и пришедший на смену малышовому ранцу портфель — все было приготовлено с вечера. Морщиться заставлял только непокорный вихор на голове. Ни вправо, ни влево он никак не желал ложиться. Раз десять Серега провел по нему расческой, в бессилии скрежетнул зубами. Лаком его, что ли, приклеить? Или вовсе срезать?.. Так ничего и не придумав, подросток приблизился к столу, из потайного отделения извлек фотографию отца. Заглянул в смеющиеся глаза, неловко подмигнул.

— Вот я и старшак, батя. Сегодня набью морду Сэму и попробую стать другим. Таким, как ты…

Изображение отца тут же стало расплываться, проникшая в горло змея стремительно раздула капюшон. Фотография в пальцах мальчугана дрогнула. Потому что не было уже ни этих веселых глаз, ни скрещенных на груди жилистых рук. А были только немногочисленные снимки и оживающие в снах воспоминания. Серега всхлипнул. Так получалось каждый раз, и никакая взрослость тут не помогала. Кашлем прочистив горло и опережая непрошенные слезы, он спрятал фотографию в стол, подхватил портфель и выскочил из квартиры.