Мое чутье уловило снайпершу на верхотуре. Выстрел – и юная невидица рухнула со стены; после падения череп развалился надвое, как гнилой фрукт. Майкл едва не споткнулся о несчастную. Снайпер тут же взяла его на мушку.

Внутри у меня вспыхнуло пламя. Высвободившись, я из последних сил протаранила своим фантомом лабиринт снайперши, отправив ее дух далеко в эфир, а тело – переваливаться через балюстраду. Когда бездушный труп рухнул на землю, Майкл уже во весь опор мчался вдоль берега. Напрасно я звала его – бывший слуга стремительно исчез во тьме.

Мои ноги неслись вперед, обгоняя мысли. Трещины в лабиринте увеличивались подобно свежим ранам.

До дороги оставалось совсем чуть-чуть. На обочине ярким светом сияли фонари. За спиной по-прежнему громыхали выстрелы. Их перекрыл рев мотора. Сверкнули голубоватые фары. Кожаный салон. Новый залп. Короткий пронзительный вопль. Поворот на мост. И мы растворились в цитадели, словно тень во мраке; только сирены надрывались нам вслед.

Как обычно, она появилась ровно в шесть утра.

Моя рука машинально схватила со столика револьвер.

Играла заставка «Ока Сайена» – мелодичная композиция на основе двенадцати мотивов Биг-Бена.

Я ждала.

И тут возникла она. Скарлет Берниш. Верховная вещательница в черном платье с белым кружевным воротником. Бесстрастное, как у робота, лицо не выражает никаких эмоций; лишь когда передавали об «убийстве» или «нападении» паранормалов на мирных граждан, ей удавалось изобразить нечто вроде скорби. Правда, сегодня вещательница улыбалась.

– Доброе утро, граждане Сайена! Сразу к хорошим новостям. Накануне гильдия легионеров сообщила об увеличении дневного карательного отряда. По меньшей мере пятьдесят офицеров примут присягу в этот понедельник. Как заявил глава легионеров, грядущий год принесет цитадели новые испытания. В свете обострившейся обстановки жителям Лондона необходимо сплотиться и…

Я выключила программу.

Никакого экстренного репортажа. Ни фотографий преступников, ни сцен казни.

Револьвер полетел обратно на столик. Всю ночь я пролежала без сна, вздрагивая от малейшего шороха. Все мышцы затекли, встать удалось с трудом. Едва одна боль ослабевала, на смену ей приходила новая, вызванная очередным синяком или перенапряжением. Вместо того чтобы вернуться в постель, тянуло пройтись. Чуточку естественного света мне не повредит.

Вытянув ноги, я включила стоящий в углу музыкальный центр. Из динамиков полилась песня Билли Холидей «Guilty». По пути на работу Ник закинул мне парочку контрабандных дисков, немного денег – все, что сумел скопить – и связку книг, к которым я даже не притронулась. Меня одолевала странная тоска по проигрывателю Стража. Со временем привыкаешь засыпать под любовные баллады свободного мира.

С момента побега минуло уже три дня. Моим новым домом стала затрапезная ночлежка где-то на задворках I-4 в Сохо. Большинство ясновидцев обитали в жутких Трущобах, мало пригодных для жизни. Стараниями домовладельца-клидоманта, занявшегося арендой с единственной целью – разжиться ключами для своих ритуалов, в моей лачуге не было грызунов, но в остальном дыра, конечно, адская. Он понятия не имел, кто я. Знал только, что мне необходимо убежище после стычки с легионером, который изрядно меня покалечил, а теперь разыскивает по всему городу.

Пока не решился вопрос с Джексоном, мне придется кочевать из ночлежки в ночлежку с регулярностью раз в неделю. Денег на это улетает уйма, а дотации Ника едва покрывают расходы, но иначе от Сайена не спрячешься.

Опущенные жалюзи не пропускали в комнату ни единого лучика света. Я приоткрыла их самую малость и с непривычки чуть не ослепла от яркого солнца. По узкой улочке спешили куда-то два невидца. На углу гадатель высматривал паранормальных клиентов или, на худой конец, невидцев. Иногда те оказывались любопытными бездельниками, а иногда – шпионами. Агенты-провокаторы Сайена давно наводнили улицы, помогая рассекречивать нашу братию.

Я снова опустила жалюзи, и комната погрузилась во мрак. За полгода куратор-рефаит приучил меня не спать по ночам. Чтобы вернуться к прежнему режиму, необходимо время, и немалое. Я плюхнулась на кушетку, сунула в рот две голубые таблетки снотворного и запила водой.

Мой лабиринт восстанавливался медленно. После схватки на сцене, когда меня пытались убить на глазах сайенских эмиссаров, падшие ангелы Наширы оставили в моем сознании трещины, откуда с пугающим постоянством всплывали воспоминания. Мрачная часовня, где погиб Себ. Покои в «Магдален». Грязные извилистые Трущобы, спиритическая комната Бабая и мое собственное лицо – изуродованное до неузнаваемости, вырванная челюсть рассыпается на части, словно глиняная плошка.

И Лисс – ее рот плотно зашит золотой нитью, тело отдано на растерзание эмитам – монстрам, притаившимся в лесах вокруг колонии. Следом возникли семь окровавленных карт. Я потянулась открыть последнюю – свое будущее, итог, но от моего прикосновения прямоугольник занялся огнем. Я вздрогнула и проснулась, дрожа с головы до ног. Влажные щеки пылали, на губах остался солоноватый привкус.

Эти семь карт не давали мне покоя. Предсказывая мое будущее, Лисс успела прочесть первые шесть: Пятерку Кубков, перевернутого Короля Жезлов, Дьявола, Любовников, перевернутую Смерть и Восьмерку Мечей. Увы, завершить гадание подруге не удалось.

Я заковыляла в ванную, где проглотила пару обезболивающих. Таблетками меня снабдил Ник. Подозреваю, что большая серая была успокоительным, чтобы снять судороги и привычку хвататься за револьвер каждые пять минут.

В дверь тихо постучали. Проверив барабан, я чуть приоткрыла створку. На пороге, при полном параде, стоял домовладелец со старинным ключом на шее.

– Доброе утро, мисс.

– Лем, ты когда-нибудь спишь? – вымученно улыбнулась я.

– Очень редко. Постояльцы ведь всегда бодрствуют. Сейчас наверху сеанс, – устало добавил он. – Стол громыхает на весь дом. Кстати, выглядите сегодня неплохо.

– Спасибо. Мой друг не звонил?

– Он навестит вас в девять вечера. Если будут пожелания, не стесняйтесь.

– Непременно. Хорошего дня.

– Вам тоже, мисс.

Для владельца ночлежки Лем был подозрительно любезен.

Я плотно затворила дверь и щелкнула замком.

Револьвер выпал из руки, ноги подкосились, и я осела на пол, уткнувшись лбом в колени.

Через пару минут поднялась и направилась в крохотную душную ванную, сняла сорочку и принялась изучать свои раны в зеркале. Особенно выделялись глубокий, с наложенными швами, порез над глазом и длинная царапина на щеке. Вся я какая-то изможденная, поникшая. Ногти расслаиваются, кожа потускнела, ребра выпирают. В нашу первую встречу домовладелец опасливо покосился на мои израненные руки и подбитый глаз. Разумеется, он не узнал во мне Бледную Странницу, подельницу и протеже Белого Сборщика.