«Как он похож на Володаря, – подумал Гостомысл, – но виду не подал». Теперь вот этот мальчик, имени которого он не мог вспомнить, так как тот был не из его рода, а из рода Властимировичей, уже готов строить новый город. Дети! Они быстрей приходят в чувство, нежели их родители, так как для них каждая минута тянется дольше. «Для меня родные погибли только что, – подумал Гостомысл, – а для него уже прошло много времени. Может, день, а может, неделя. Боги наделили молодых этим свойством».

– А ты прав. Скажи, как звать тебя?

– Борис!

– Борис, Воислав, пойдёмте посмотрим, где нам построить новый дом. А вы перестаньте голосить и позорить память ваших родичей, – обратился к остальным Гостомысл, – идите и поищите, что можно использовать из того, что огонь и вороги не пожрали!

Гостомысл, хромая, осматривал вместе с двумя детьми место, где построить новый дом для всего рода, не зная, ни как он его собирается строить, ни где.

– А скажи, бой Гостомысл, кто же всё-таки основал Старый Город – бой, князь или всё же рыбак? – спросил у него Борис.

Гостомысл не сразу ответил. Недолго помолчав, он сказал:

– Три человека из одного рода, но не связанные кровными узами. Один из них был раненым стариком, а двое совсем детьми. Один опирался на отцовское копьё, другой старался не наступать на рассечённую ногу, а третий был решительным и бойким, но оружия не имел. Эти три человека стояли над пепелищами и основывали Город. Новый Город. Мы не будем строить здесь города, а пойдём в глубь лесов. Я знаю там одно озеро – там живёт бог любви и веселья Ладо! Там рядом и построим новый город, а здесь пусть селятся другие роды.

Гостомысл не мог сказать им, что он никогда не забудет, как здесь, по этим вот местам, ходил его род, многочисленный и любимый. А теперь от всего его рода осталась лишь одна женщина. И даже крови она не его, так как была женой одного из его зятьёв.

Люди, собрав немногое уцелевшее и не забранное варягами жито, пошли за Гостомыслом, не возражая и не споря, как подчинились бы своим родовым вождям. Шли медленно, помогая друг другу, невзирая на то что раньше радовались несчастьям и бедам друг дружки.

– А скажи, бой Гостомысл, – спросил у старика Воислав, которому нравилось идти по дремучему лесу и чувствовать себя одним из трёх мужей, – как мы назовём наш город?

– Ну, коли там рядом озеро, в котором живёт бог любви и веселья, то назвать город надо в его честь! Ладога! Хорошее имя для города, что скажешь, Воислав? – ответил Гостомысл. – А ты, Борис, как думаешь?

– Ладо! Ладога! Хорошее название, бой Гостомысл. И будет у нас там всё ладно, так как Ладо будет покровительствовать нам, – сказал Борис. – А если это озеро Лады, то как так может быть, чтобы там другие люди не поселились? Может, там уже стоит город?

– Стоял, – подтвердил Гостомысл, – не раз там строили город, но до этого там поселились варяги, приплыв на своих драконах. Но, видно, Ладо не был к ним милостив, так как город их погиб. Мы на его месте построим наш город – славянский, а они пусть строят на побережье своего Варяжского моря свой город!

Спустя несколько недель, когда на улице уже стоял месяц червень, или июль, старгородцы пришли на место, куда их вёл Гостомысл.

«Червень, – подумал Гостомысл, – значит, ягоды в лесах наливаются! Надо бы собирать их и делать из них запасы, ведь зимой, когда сочных плодов не станет и соки будет брать неоткуда – то только запасы, заготовленные в червень, смогут огородить его род от болезней».

Старый родовой вождь безошибочно определил, где раньше стояло поселение варягов. Мореходы укрепляли свои города, так как, являясь грабителями, прежде всего заботились, как бы не стать жертвами. Если мы, славяне, живём среди таких вот людей, то нам надо тоже учиться у них. Будь наш Старый Город защищён с моря, а не только с суши от зверей, то не пришлось бы нам идти в поисках нового дома!

– Вот здесь мы построим наш город – Ладогу, и будет он под защитой бога Ладо, – сказал Гостомысл, – а посреди города мы воздвигнем ему идола, чтобы у него было тело и он смог бы в случае чего оберечь нас от ворогов!

Дом строили быстро, так как понимали, что впереди их ждёт лютая зима. Гостомысл по-прежнему страдал от раны, так как переход через леса нелегко ему дался, но он не мог показать другим, как он страдает. Поэтому он лишь улыбался и говорил всем, что не чувствует боли, так как на нём всё заживает быстро, словно на псе.

На зиму запасти много не смогли, и любой понимал, что все запасы они съедят ещё до того, как наступит просинец, или январь. Не было тёплой одежды и обуви. Гостомысл понимал, что едва ли его род сможет пережить зиму. Он видел, что все выжившие теперь всецело доверяют свои жизни ему, а он, словно глупец, не знает, как жить дальше.

Однако судьба была к ним милостивой. Когда уже наступали холода, то одна из женщин обнаружила потайной схрон варягов, где, помимо ничего не стоящих блестящих украшений, которые так ценили они в прошлой жизни в Старом Городе, обнаружилось множество мехов и пушнины, которую, по всей видимости, добывали для варягов роды, жившие в окрестных лесах, и приносили им сюда, чтобы не навлекать их гнева.

Старгородцы быстро изготовили из мехов себе одежды и теперь, глядя на них, никто не мог сказать, что совсем недавно они покинули родной дом и полураздетыми пришли сюда в поисках лучшей доли.

Рыбачили все, включая женщин. Зимой проделывали во льду лунки вблизи берега, не рискуя ходить вглубь. Центр озера бога Ладо так и не замёрз. А весной к ним приплыла ладья с торговыми людьми, которые, увидев поселение, причалили к его берегам и поведали старгородцам о том, что Старый Город пал. Торговые люди не узнали в жителях Ладоги бывших старгородцев, приняв этот дружный род за иных людей.

Обменяв меха и пушнину на разные ценные товары, торговые люди покинули город, а дальше вслед за ними в Ладогу стали приходить люди из других родов и предлагать менять товары, так как после того, как Старый Город был разорён, негде было теперь обменивать пушнину и шкуры, добытые зимой, на оружие и прочее.

Гостомысл выменивал пушнину и шкуры, понимая, что настанет время, и он сможет обменять их у торговых людей на их изделия, оставаясь в большей прибыли.

Видя, что род Гостомысла един и дружен, вожди других родов сразу зауважали ладожан. Гостомысл не выдавал из своего рода невест и с радостью принимал в род свой любого, готового взять в жёны одну из дочерей его рода.

Все зажили на новом месте по-новому, и только Гостомысл понимал, что рано или поздно варяги вернутся. Они приплывут, и вновь будет битва, и опять, несмотря на их удаль, их дома будут разграблены, а сами они падут.

Прошло почти восемь лет. Теперь уже во всех окрестностях собирали меха, мёд и прочее и везли в Ладогу, чтобы там обменять. Казалось, Старый Город просто поменял своё место. Но однажды кто-то произнёс ужасное слово.

– Дракон!

Гостомысл поспешил на стену, сделанную из брёвен и защищавшую всё селение. Вдали и впрямь плыл дракон. Он был один, но Гостомысл знал, что если варяги узнали, что где-то появился город, живущий торговлей и процветающий, то вскоре они придут и разорят его. Видно, не зря в заморских странах молились о том, чтобы драконы проплывали, не нанося им вреда.