сему будет…»? И какое еще эпохальное событие следовало непосредственно за Октябрьской революцией? Текст был чересчур загадочным. Кокто не спускал глаз со своего визави. Какой холокост, то есть какое всесожжение привело бы в итоге к возвеличиванию библейской «вавилонской блудницы»?

– Подразумевается Советский Союз, – объявил поэт. – Иначе отсылка к Октябрьской революции не имеет смысла. – Он блаженно понюхал свою табакерку. Его голос задрожал: – Октябрьская революция – всего лишь увертюра к новой, ужасной войне. Мир после этого станет иным. Вы это испытаете.

Орехов усомнился в душевном здоровье посетителя. Что за фантазии?

Всю свою жизнь Орехов был убежден в том, что – вернее, надеялся на то, что – Октябрьская революция была не чем иным, как неудачным промахом в великой истории России. И своим потомкам он внушил бы эту мысль. Перед Первой мировой войной Россия уже почти нагнала Запад в экономическом развитии, попытался разъяснить он своему гостю. Если бы Россия выиграла эту войну, она сейчас была бы мощнее, чем западная ось. В случае победы над кайзеровской Германией древний Константинополь вместе со славянскими государствами Восточной Европы отошли бы к России, мы унаследовали бы Османскую империю. Победа во всех отношениях.

Кокто резко оборвал его рассуждения:

– Следующая мировая война полностью поработит Европу. Победители придут извне. – Надежду Орехова на восстановление монархии в России француз холодно отверг: – Ваша старая Россия была отсталой, в отличие от нее коммунистическая Россия прогрессивна, она принесла миру универсальный культурный прорыв и социальную справедливость.

Эти слова взбесили хозяина. Поэт со своей лукавой усмешкой на губах довел его до белого каления:

– Вы, белые, справедливо проиграли красным, потому что у большевиков лозунги были лучше: образование для всех, земля крестьянам, права для женщин. У царя руки были в крови. Запад не допустит возрождения дореволюционной России.

Лицо Орехова залилось краской от возмущения. Как посмел этот самонадеянный злодей, только что благоговейно внимавший его размышлениям, так оскорбить его в его собственном доме?! Он знал, что в Париже даже отрекшиеся от родины интеллектуалы мечтали о закате капитализма в мировом экономическом кризисе. Их салонная болтовня вызывала у него отвращение. Он перешел на патетику:

– Большевистская революция была не чем иным, как антигуманным экспериментом над измученным и порабощенным народом! В других местах убийственный эксперимент провалился, но на русском народе он был испытан. – С этими словами он сплюнул на пол.

Вслед за этим Кокто распрощался, так же быстро, как и пришел. Орехов был так разозлен, что даже не встал со стула, чтобы проводить гостя. Однако, закрывая за собой дверь, Кокто еще раз заглянул в квартиру:

– Вы проглядели самое важное в пророчестве: Россия сбросит с себя коммунизм летом 1991 года. Так что Октябрьская революция была напрасной. Она ничего не принесет человечеству и в следующем столетии уже будет забыта. Я сейчас работаю над пьесой «Адская машина» – посмотрите, я все это там как раз использую! – Чудак наконец захлопнул за собой дверь и исчез из жизни Орехова.

И вот теперь, во время долгой поездки в Форт Беар вдоль средиземноморского побережья, Орехов неожиданно понял, какое отношение к Советскому Союзу имело это странное пророчество о холокосте – появившемся позже термине, обозначавшем уничтожение евреев Гитлером. С тех пор прошло тридцать лет, и теперь стало очевидным: благодаря своей победе над гитлеровской Германией Советский Союз стал еще более мощной силой, «нечестивой вавилонской блудницей», царством антихристов. И, согласно пророчеству, ровно через тридцать лет оно должно будет рухнуть? Для Орехова это больше походило на сказку.

«Ситроен» приближался к овеянной легендами крепости, венчавшей гору прямо на побережье. За ней лежала Испания, между ними проходила граница Европейского экономического союза и НАТО. Здесь свобода, там диктатура Франко. Крепость была сооружена в конце прошлого века в стиле средневекового укрепленного замка как радиостанция, а позже как станция прослушивания французских военных. Однако то, что выглядело как туристический аттракцион, скрывало широкую сеть подземных оружейных складов, которые должны были защищать Францию от нападения со Средиземного моря.

Поездка продлилась еще не меньше часа. Сотрудник секретной службы приступил к отчаянному маневру по взбиравшейся наверх дороге, чтобы избавиться от белого кабриолета, неизменно следовавшего за ними. Орехов опустил боковое окно и жадно вдохнул свежий морской воздух. Средиземноморское побережье предстало в своем впечатляющем живописном великолепии. Розовые кусты по краям дороги, хвойные деревья, кипарисы и древние эвкалипты радовали глаз. Орехов уже и не помнил, когда он в последний раз видел пальмы или отдыхал в тени кипариса.

На вопрос, а что за история с этим кабриолетом, Ревэ буркнул: «Наверное, ЦРУ». Авторадио смолкло, видимо, машина попала в мертвую зону. Вскоре опять зазвучала легкая развлекательная музыка, и Орехова охватило ощущение, что подвеска гидравлики «Ситроена» на дороге раскачивалась в тон с музыкой.

Ревэ притормозил на перекрестке и свернул на боковую улицу. Проехав еще немного, «Ситроен» остановился у шлагбаума. Перед ними возвышалась странная крепость высотой около двухсот метров. «Как рыцарский замок, – подумал Орехов, – только башни не хватает». Гора была обнесена забором с колючей проволокой. Патрульный заглянул внутрь машины, после чего Ревэ был пропущен. Шлагбаум опустился за «Ситроеном», и машина начала свой теперь уже последний подъем по петляющей дороге – не асфальтированной и не укрепленной по краям. В дождь автомобиль рисковал бы соскользнуть в некоторых местах. Теперь он лишь поднимал столбы пыли.

По опущенному подъемному мосту машина попала к воротам. Пассажиры вновь подверглись досмотру и, наконец, были пропущены во внутренний двор. Со времен построения цитадели – сто лет тому назад – на верхней платформе мало что изменилось. Лишь гигантские антенны возвышались над комплексом строений. Стаи ворон кружили над крепостью. Как ни странно, внутри самой крепости не было видно ни души.

– Самый изощренный пост прослушивания на всем Средиземноморье, – подмигнул Ревэ своему спутнику и заверил: – Здесь нам никто не помешает, никаких американцев, никакого НАТО – наша суверенная территория.

«Ситроен» припарковался возле кирпичного здания. Входная дверь, явно еще из первоначальных времен, была открыта. Из бокового окна выглянула чья-то голова и тут же исчезла за шторой. Тем временем водитель лениво вылез из лимузина и потянулся. Время близилось к вечеру, но солнце все так же безжалостно палило.

Ревэ вынул вещи из багажника и показал на дверь:

– Месье, вы получаете самую романтическую комнату крепости и за бокалом красного вина будете наслаждаться вечером самым красивым заходом солнца во всей Франции. – Небольшая винтовая лестница вела наверх, где были расположены несколько комнатушек.

Что касается потрясающего вида на горы и на море, то ожидания Орехова были даже превзойдены. Он