— Фиг его знает, какие обстоятельства… — хмуро заметил Таран. — Может, опять надо съездить куда-то…

— Не ждали?! — весело произнес Птицын, подходя к счастливому семейству.

— Не-а… — в один голос произнесли Тараны.

— А мы сюрприз сделать решили! — хихикнула Лизка. — Как у вас тут здорово! А вода теплая?

— Теплая… — ответил Юрка вяло. — Прямо как парное молоко.

— Уй-й! — запрыгала на месте Лизка. — Я так искупнуться хочу! Сто лет в речке не купалась!

И тут же сбросила босоножки, а затем стянула майку и шортики, под которыми оказался яркий цветастый купальник.

— Тут глубоко, — предупредил Юрка, искоса поглядывая на Генриха Михайловича. Тот тоже стал снимать одежду.

— Благодать у вас тут! Воздушное место — и народу никого! Рыба есть в реке?

— Так вы что, просто отдыхать приехали? — улыбнулся Юрка. — А мы уж думали…

— Ну да! — хмыкнул Генрих Михайлович. — Как же я, дурак, не сообразил? То-то смотрю, что у вас мордашки стали кислые. Не рады, что ли, куму-крестному?! А они, бедняги, небось подумали, что нехороший полковник им решил отпуск сорвать. — Полковник улыбнулся и поскреб мохнатую грудь. — Завидно стало. Все загорают, ныряют, а я вон, белый, как медведь из Арктики!

— Где это вас так? — спросил Таран, приметив на спине Птицына длиннющий белый шрам, похоже, очень давний.

— Это? Афган отметился. Самое смешное — от сабли! — хохотнул Генрих. — Вот уж не думал, чем достанут! Хорошо, что только вскользь, самым концом острия зацепили, а то бы два Птицына было… Ладно, ты лучше объясни, могу я тут у вас с этого твоего сооружения нырнуть?

— Запросто! — сказал Юрка и, разбежавшись с мостков, головой ушел в воду. Бултых! — Следом за ним и тяжеловесный Птицын поднял фонтан брызг. Потом солдатиком сиганула Лизка, а потом уж и Надежда плюхнулась.

— Ну и водичка! — отфыркиваясь, воскликнул Птицын. — Это тебе не бассейн — живая вода, настоящая, мягкая, без хлорки… И чистейшая — до дна два метра, а его видно!

— Как здорово! — пищала Лизка, пытаясь плыть против течения.

— Между прочим, она всего месяц как плавать научилась! — заметил папа Гена. — А сейчас, смотри, вовсю барахтается!

— Хорошо, что вы приехали! — порадовалась Надежда. — Теперь совсем весело будет!

Таран скромно промолчал. Насчет того, что будет весело, он не сомневался. Только вот в каком смысле «весело» — хрен его знает.

Солнце уже здорово снизилось, когда Надежда поглядела на часы и сказала, что ей пора, потому что Лешка небось уже проснулся, а у бабушки бутылочки кончились. И вообще, уже пора ужин готовить. Лизка, конечно, увязалась с ней.

Когда представительницы слабого пола удалились, Юрка решился спросить:

— Так вы серьезно просто отдохнуть собрались?

— Конечно, — кивнул Птицын. — А ты, конечно, не веришь?

— Почему? — произнес Таран. — Вполне верю. Только на вас это не очень похоже.

— Насчет того, что «не похоже», это ты прав. Я, по-моему, года три уже почти не отдыхал. Даже больше. А вот теперь решил расслабиться. В конце концов, всех дел не переделаешь, а десять дней отпуска я лично честно заслужил. Тем более что я сам себе командир и ни у кого разрешения могу не спрашивать.

Помолчали. Потом Генрих Михайлович спросил:

— Ну а вообще-то как ты? Отошел малость от майских приключений?

— Отошел. Только, конечно, перед Надькой стыдно. Я ей ничего не рассказал, как вы советовали, но что-то такое осталось. Вроде бы я и не врал ничего, а какая-то пакость осталась. Она, может, и не чувствует, а мне стыдно.

— Ничего, пройдет со временем. Ты постарайся думать, будто это приснилось, или как-нибудь еще. Меня другое интересует. В мозгах у тебя никаких странных явлений не отмечалось?

— Нет, по-моему, ничего такого… — Юрка обеспокоенно поглядел на Птицына. — А что?

— Вообще-то, — вздохнул Птицын, — не хотелось тебя пугать, но если заметишь, что с головой какой-то непорядок, — сразу скажи мне. Допустим, если бессонница появится или страх беспричинный, мерещиться что-нибудь начнет…

— А что, у кого-то это уже появлялось?

— Появлялось. Магомада помнишь?

— Еще бы!

— Так вот. Несколько дней назад его пришлось отправить лечиться. И его племянниц, Патимат и Асият, — тоже. Это раз. Твой хороший знакомый Коля пошел еще дальше. Застрелился у Фроськи на даче. А до этого голым по поселку бегал. Ни с того ни с сего. У Зуба, здорового, как бык, инфаркт случился в СИЗО. Летальный исход! Его зам в коме лежит, и похоже, что оттуда не выйдет. Вася навязал себе на шею гранитный камень из дамбы на канале имени Москвы и прыгнул со своего родного катера в воду. Вытащили, но откачать не смогли. Кинза две бутылки уксусной эссенции выпил. Лежит в реанимации. Господин Антон находится в явно невменяемом состоянии. В штаны все дела делает и детские песенки поет…

— Дурдом какой-то… — у Юрки мороз по коже прошел.

С калейдоскопической скоростью замелькали у него в голове, сменяя друг друга, картинки прошедшего года, когда жизнь его, недавнего школьника, с грехом пополам дотянувшего до выпуска из одиннадцатого класса, вдруг понеслась по таким ухабам и оврагам, что десять раз можно было шею сломать, а может, и больше.

Год назад, в точно таком же жарком июне, Таран сидел за учебниками и зубрил, готовясь к выпускным экзаменам. Назло вечно пьяным родителям хотел кончить школу. И кончил, как ни странно, хотя троек в аттестате было вдвое больше, чем четверок и пятерок, вместе взятых. Хорошо еще, что было жарко и на выпускной вечер все пришли в рубашках — у Тарана не было приличного пиджака, чтоб надеть на такое мероприятие.

А потом, когда школа осталась позади, а одноклассники двинулись каждый своей дорогой, Таран остался в полном одиночестве и без какой-либо ясной цели. Хотя раньше такая цель была. Хотел стать профессиональным боксером, тренировался усердно, первенство города среди школьников в полутяже выиграл, а вот на область его не взяли. Наверно, мог бы в другой раз поехать, но он завелся и на спарринге послал в нокаут того, кто должен был выступать на области. И любимый тренер погнал его из секции. Насовсем.

И вот школа окончена, с боксом покончено. Что еще оставалось у Тарана летом прошлого года? Любовь. Сильная, настоящая и очень чистая. К девушке, которая была двумя годами старше, на два порядка интеллигентнее и казалась Юрке тем самым «гением чистой красоты», о котором писал поэт. Но, увы, и здесь Тарана ждал облом. Оказалось, что эта девушка Даша — проститутка по вызову и порнушница, а вовсе не студентка театральной студии. Правда, актриса она была неплохая: так убедительно изобразила перед Юркой страдания изнасилованной невинности, что разъяренный Таран помчался бить морду ее «обидчику». Но произошли «обознатушки», и вместо журналиста Крылова, собиравшего компромат на разных городских «тузов», под Юркины боксерские кулаки угодил вор-домушник, забравшийся в квартиру Крылова с целью спереть кассету, на которой был записан голос высокопоставленного сотрудника РУБОПа, дружески общавшегося с бандюгами. А Даша, как видно, войдя в роль, еще и «протоптала» этому типу череп, ударив его острым каблучком-«шпилькой».