Огонь наших «катюш» был губителен. К их огню присоединились батареи, которые еще были за Наревом. Эта дуэль задержала нашу атаку, но дала возможность лучше разобраться в рельефе местности, уточнить еще раз маршруты движения вперед, наметить более удобные и вероятные короткие остановки для стрельбы с наилучшим использованием складок местности, которые не простреливались вражеской артиллерией.

Упали на землю три зеленые ракеты, пехота поднялась и пошла вперед на видневшуюся синеватую полосу леса, до которой было не более трехсот метров. Самоходки двигались почти вместе с пехотой, порой выскакивая вперед ее на полсотни метров. Нас часто называли танки сопровождения пехоты, но какие же мы танки? Ведь даже снаряд малого калибра пробивал нашу лобовую броню. Но где уж было разбираться пехотным командирам в таких тонкостях, ведь у нас была броня и мы двигались вперед, решая те же боевые задачи, что возлагались и на королеву нашего советского танкового парка – на прославленную тридцатьчетверку.

Упорного сопротивления, которого ожидали, мы не встретили. Видимо, наша артиллерия хорошо поработала по немецким позициям. Редкие цепи пехоты едва поспевали за нами, и, чтобы ускорить темп продвижения, мы посадили на броню бойцов, которые бежали по вязкому полю и были ближе к нам. Так продолжалось почти до самого леса. Но вдруг что-то застопорилось. На правом фланге солдаты залегли, а те, что были на броне правофланговой машины, попрыгали на землю и присоединились к лежащим на поле. Гитлеровский пулемет косил наших бойцов.

Командир СУ старший лейтенант Тимаков развернул свою машину в его сторону и огнем орудия подавил пулемет. Как по команде, бойцы вскочили и ринулись к лесу. Этого было достаточно, чтобы подбросить азарта и другим бойцам, действовавшим в центре. И уже вся опушка леса оказалась в наших руках. По краю леса были редкие окопы, в которых оборонялись гитлеровцы, но натиска наших бойцов они не выдержали и побежали в глубь леса, бросая свои позиции. Конечно, лесом назвать эту довольно большую лесополосу нельзя. Скорее это была большая роща и довольно вырубленная. Большие деревья были использованы для строительства оборонительных сооружений на плацдарме. С опушки этой рощи просматривался и ее другой конец. Отдельные деревья так и валялись, видимо, немцы не успели их вывезти. На противоположной стороне леска наше продвижение было остановлено и приказано закрепиться.

Сумерки, надвигавшиеся над полем боя, говорили нам о том, что следует остановиться, так как дальнейшее продвижение становилось неразумным и могло привести к нежелательным для нас потерям. Во-первых, мы ничего не знали о противнике впереди нас и о его системе огня, а в темноте можно напороться и напрасно положить и без того малочисленные роты. Во-вторых, пехота устала. С самого раннего утра и до позднего вечера бойцы были на ногах и все время под огнем противника. Такая нагрузка была невмоготу, ребята просто валились с ног, а сменить их пока было некем. А осенняя пора делает дороги тяжелыми. На сапогах были пудовые гири грязи, которые приходилось постоянно счищать.

Дали распоряжение закрепиться. У кого еще были силы, копали себе окопы. Мы тоже нашли себе удобную ложбинку с хорошим сектором обстрела и взялись за лопаты, чтобы хоть как-то приспособить ее для окопа. Копать не было сил, но надеяться на то, что кто-то поможет, было бессмысленно. Все болело – и руки и ноги. Предыдущую ночь отдыхали плохо и весь день были в бою. Но есть такое слово – надо, и, понимая это, мы копали. Каждая выброшенная лопата земли была в несколько раз тяжелее, чем она была на самом деле. Постепенно, лопата за лопатой, и вот уже движения становятся механическими, и ты бросаешь и бросаешь несчастную землю. Потому что знаешь, что, не выкопай окоп, в случае танковой атаки немцев нельзя будет успешно вести бой. Но тут произошло невероятное: пришли четверо бойцов из роты, которую мы поддерживали в бою, и доложили, что их командир взвода послал к нам на помощь. Командир машины молча отдал лопату одному из бойцов и пошел к пехотному командиру увязывать вопросы взаимодействия.

Перекурив, ребята сменили нас в обозначившемся уже окопе, а мы сели на выброшенную землю передохнуть. Надвигалась первая ночь на плацдарме. Кому приходилось копать окопы, тот знает, какой это труд. За время оборонительных боев на Наревском плацдарме мы часто меняли огневые позиции и всякий раз на новом месте начинали с окопа для самоходки. Хорошо, если попадется не трудный грунт – песок. Тогда дело идет нормально, но бывает такое, что и кирка плохо помогает. Да, пришлось нам покидать землицы в великое удовольствие, и спасибо ей за то, что она сотни раз спасала нас и от налетов фашистской авиации, и от обстрела фашистской артиллерии, согревала в землянках.

На этот раз грунт нам попался средний: после выброшенного лесного дерна пошел песок вперемешку с глиной. Сменяясь по ходу работы и давая передохнуть друг другу, мы через час углубились на четыре штыка. Еще пару таких проходов по всей площади окопа – и можно кончать работу. Выброшенная земля, использованная на бруствере, позволяла нам укрыть самоходку так, чтобы это обеспечивало нам ведение огня в заданном секторе.

Я много раз убеждался в том, что наш командир умел хорошо выбирать место для огневой позиции. Он видел местность так, что потом, в ходе боя я убеждался в надежности этого места. Он как бы смотрел со стороны противника и выбирал мысленно предположительные маршруты движения и не раз предугадывал события предстоящего боя. Он долго приглядывался к местности, приседал и смотрел на горизонт, только после этого он давал указания или сам очерчивал размеры будущего окопа, делал несколько выбросов земли лопатой и давал команду копать.

Так было и на этот раз. Еще через час окоп был почти полностью закончен. Последние подчистки – и можно заезжать машиной. Довольные завершением дела, мы организовали перекур. Пока курили, Николай Иванович отошел в сторону и начал копать еще что-то. Я его спросил, что он еще надумал. Но он только показал на ребят, помогавших нам, и продолжал кидать землю. Все поняли, что он копает окоп для укрытия бойцов из стрелкового отделения. Сообща и эту работу закончили быстро. Вот так и взаимодействовали.

До рассвета было еще часа два. Из глубины леска пришел пехотный старшина. Он сообщил, что нас, самоходчиков, разыскивает старшина дивизиона, который подъехал на машине. Мы послали Ивана встретить старшину. В кузове стояли термосы с макаронами и горячим чаем. Это было так кстати, что радости нашей не было предела. Нашел-таки нас Смола, вот молодец.

Метрах в пятидесяти вправо от нас окопался экипаж старшего лейтенанта Тимакова, за ними еще одна самоходка нашей батареи. От этих экипажей тоже спешили за ночным не то ужином, не то завтраком. Тут уж кому как лучше называть. Важно другое – приехала еда, а это как раз нам в самую пору. Силы, отданные при оборудовании окопов, были на исходе, и их следует восстановить.

Возле нашей позиции решили раздать положенные фронтовые 100 грамм. Дождь, который целый день то начинался, то прекращался, то вновь с новой силой сопровождал нас в бою, на этот раз с вечера не мочил нас, и одежда подсохла, но рубашки от напряженной работы были хоть выжимай, и 100 грамм для внутреннего сугрева были не лишние.