– За два дома от твоего.

Маунсьер скрипит зубами и говорит, что если еще раз увидит Мерло рядом со своей женой, то ночь, проведенная в яме, покажется ему раем.

– Мне уже наплевать.

Маунсьер бьет его по печени и уезжает. Мерло ползет к своей машине и едет домой. Лизель на работе. Завтрак в духовке. Мерло раздевается, залезает в горячую ванну и включает нейронный модулятор с программой тибетской релаксации.

Два дня он ни о чем не думает, на третий думает, что все позади, на четвертый думает о Глори, звонит бармену по имени Алекс и спрашивает, как у него дела.

– Нормально, – говорит бармен и пытливо молчит.

Теперь дождаться праздников, дождаться, когда все забудется, и снова отправиться в «Фиалку».

Бармен наливает двойной виски. Под стаканом записка от Глори.

– Не понимаю я вас, – говорит бармен.

– Да я и сам себя не понимаю.

Мерло выходит на улицу и звонит жене Клода Маунсьера.

– Как ты, котик? – спрашивает она.

– Нормально, – говорит он и спрашивает, где сейчас ее муж.

– Если нет в баре, значит, по бабам поехал. – Даже не видя ее лица, Мерло знает, что Глори сейчас улыбается.

– Помирились? – осторожно, но в то же время устало спрашивает он.

– Как и всегда.

Мерло возвращается в клуб и заказывает еще один двойной виски. Лизель Хейвлок сплетничает с подругами за дальним столиком. Летают мухи. Мерло тупо болтает с барменом о машинах и нейронных модуляторах, затем слышит за своей спиной знакомый голос.

– Не ждал? – спрашивает Глори.

– Ох и весело будет сегодня, – хмуро, на манер мужа Глори, говорит Мерло не оборачиваясь.

Бармен хмурится.

– В подсобке сейчас никого нет, – говорит он.

– Сегодня мы посидим здесь, – улыбается ему Глори.

Мерло смотрит на вернувшегося в клуб Клода Маунсьера, смотрит на Лизель Хейвлок.

– Они нас видят, да? – спрашивает Глори.

– Да.

– Хорошо. – Глори берет у него стакан с виски, делает большой глоток.

– Что будем делать?

– А что бы ты хотел делать? – она обнимает Мерло за шею и целует в губы.

Бармен охает и спешно убирает со стойки стаканы и бутылки.

– Это безумие! – говорит он.

– А по-моему, это любовь, – шепчет Глори сквозь поцелуй.

Лизель Хейвлок и Клод Маунсьер приближаются к барной стойке. Подтягиваются и прочие зеваки – любители острых ощущений и чужих трагедий. «Что ж, будет вам праздник! – думает Мерло. – Веселись, народ, пританцовывай и хлопай в ладоши. Сегодня это шоу для вас!»

Мерло рассказывал историю своей жизни неспешно, поэтапно, неделя за неделей, не особенно желая открываться старому другу детства.

– Так ты был женат на Глори? – спросил его как-то Мэтью Колхаус, устав ждать окончания бесконечной истории.

– Глори была моей любовницей.

– Я понимаю, что вначале она была твоей любовницей…

– И в начале, и в конце. Даже сейчас, если мы встретимся с ней, боюсь, она будет лишь моей любовницей. Ни больше ни меньше. Понимаешь?

– Не очень.

– Ты спал сразу с двумя близняшками и не можешь понять?

– Близняшки исправились после того, как я познакомил их с карликом и остальными.

– Они тоже пытались утопиться в море?

– Нет. Мне пришла по почте программа для нейронного модулятора с записью острова, где живет карлик.

– Пришла откуда?

– Не знаю. Обратного адреса не было.

– А может, это ты сам записал ее?

– Так ты не веришь мне?

– Нет.

– Ну и черт с тобой.

– И с тобой, – Мерло дружелюбно улыбнулся. – Знаешь, что общего в наших историях?

– Что?

– Наши жизни изменили карлики.

Жену Мерло звали Руфь Хустра, и она работала секретарем в «Эффи». По сути, Мерло познакомился с ней раньше, чем с главным редактором и его женой Лизель. Он и будущая жена сидели в приемной – Руфь была секретарем, Мерло посетителем – и обменивались короткими взглядами. Вернее, в основном на Руфь смотрел Мерло – свежие выпуски «Эффи», разложенные на столе, его не интересовали. Эти взгляды не смущали Руфь, скорее наоборот – нравились. Нравились в первый день их знакомства, нравились и после, когда Мерло начал работать в нейронной газете стажером.

Связь Мерло с женой главного редактора, а позднее и с женой хозяина клуба «Фиалка» мало интересовали Руфь. Если они и спорили с Мерло о чем-то, то это были программы для нейронных модуляторов. Сначала они просто разговаривали о них, затем обменивались. Их первый совместный нейронный сеанс состоялся уже после того, как Мерло расстался с Лизель Хейвлок. Расстался не в тот безумный вечер, когда Глори целовала его в клубе «Фиалка» на глазах у всех, нет. Тот вечер закончился для Мерло парой сломанных ребер и тяжелым сотрясением мозга. Причем Клод Маунсьер не тронул его и пальцем. Хотел, конечно, врезать, но его опередила Лизель, которая, почувствовав себя преданной, ударила Мерло попавшимся под руку стулом. Первые два удара пришлись Мерло по спине, когда он целовал Глори. Последний попал в височную кость. Дальше наступила темнота. Мерло очнулся день спустя в больничной палате. Лизель была рядом.

– Успокойся, – сказала она, когда Мерло попытался вызвать медсестру. – Я не настолько сильно влюблена в тебя, чтобы убить за измену.

– Ты ударила меня стулом.

– Шесть или семь раз.

– Вот именно!

– Ты бы предпочел, чтобы тебя избил Клод Маунсьер?

– Что?

– Думаешь, ты отделался бы парой сломанных ребер и сотрясением?

– Я не знаю…

– Я спасла тебя.

– Но…

– Ты слишком молод, чтобы становиться калекой, – Лизель потрепала Мерло по щеке. – Выздоравливай и постарайся впредь быть умнее. Я не смогу приглядывать за тобой всю твою жизнь.

Потом она ушла. Это был их последний разговор. Больше Мерло никогда не видел Лизель. Она отпустила его, а ее муж, когда Мерло вышел из больницы, наконец-то перевел его из стажеров в журналисты.

– Лизель сказала, что ты созрел для большого города? – спросил Тимоти Хейвлок, лично подписав договор с Мерло. – Она просила за тебя. – Не поднимая головы, он смотрел исподлобья на молодого журналиста. – Не подведи ее. Не разочаруй меня.

– Я постараюсь, – пообещал Мерло.