Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любимая сказка немыслима без интонации голоса, который с детства воспринимается и остается памятно-родным. Именно поэтому с воспоминаниями о сказках связаны самые светлые образы детства:
Будет дом. Будет много игрушек.
Мы на елку повесим звезду.
Я каких-нибудь добрых старушек
Специально для них заведу.
Чтобы песни им русские пели,
Чтобы сказки ночами плели,
Чтобы тихо года шелестели,
Чтобы детства забыть не могли.
Доченьки, доченьки,
Доченьки мои!..
Анастасия Вертинская в одном интервью вспоминала: «Папа потрясающе рассказывал сказки. Например, у него был бесконечный сериал про кота Клофердона…» (14).
Легко ли придумать сказку? О сказке «родительской», сопутствующей образу детства на протяжении всей человеческой истории, по существу ничего не написано. В отличие от сказки фольклорной или литературной такая сказка чаще всего связана с моментом её сказывания. Как любая импровизация, она может никогда не повториться – в следующий раз будет или продолжение, или совсем другая сказка. Опубликованные отдельным изданием или затерявшиеся в Интернете, они сохраняют нечто бесконечно заветное (40).
«Любовь к напевной сказке слов…» (К. Бальмонт) – главный усвоенный с детства опыт, который непосредственно связан с обращением к истокам культуры и первым обретение себя.
«Вижу отца и за семейным столом после обеда: рисует иглой на медной доске <…> или читает вслух мне и сестре Елене «Сказку о царе Салтане» и «Скупого Рыцаря», – вспоминал Сергей Маковский. – С самых юных лет завтракали мы, а затем и обедали вместе с «большими» и особенно любили эти часы общения. <…> Жизнь в ту пору представляется мне вечным праздником…» (32, с. 13).
«Необыкновенные утра соединены в воспоминании и с первым моим литературным образованием: с чтением мне отцом сказок Пушкина…», – писал поэт и художественный критик Евгений Архипов (6, с. 110–111).
Очень теплые воспоминания о доме своего детства сохранит Мстислав Добужинский: «Отец прочитал мне также многие былины (дедушка мне подарил очень хорошее издание их с иллюстрациями). <…> Я заслушивался и «1001 ночью», и сказками Гауфа, и очень милой книжкой сказок Уайльда. Отец читал мне и сказки Пушкина, особенно я любил сказку «О Попе и работнике его Балде» и о «Царе Салтане» (20, с. 24).
«Скáзывание» – повествование особого рода, исключающее географические и хронологические привязки, но восходящее к первообразам национальной картины мира. Именно поэтому сказочная условность выступает критерием цельности не только личной биографии, но единства исторического бытия: всякая сказка «от начала зачинается, до конца читается, в середке не перебивается».
Андрей Синявский однажды заметил: «…читаю Гоцци и все больше склоняюсь к мысли, что жизнь имеет форму и содержание сказки». Аналогия возможная и допустимая, однако самое опасное и опрометчивое желание – это сделать сказку былью. Возможно, именно этому настоящая сказка и учит.
Велимир Хлебников говорил, что «провидение сказок походит на посох, на который опирается слепец человечества». Если избегать тривиальных суждений, вопрос – о чем сказка – оставляет серьезного читателя и внимательного слушателя в ситуации логической неопределенности: «не знаю, куда» и «не знаю, что». Сказка всегда сама по себе. Комментарий к ней бессмыслен и избыточен.
«Преклонение перед мудростью «незнания» составляет неожиданную черту сходства между философией Сократа и сказкой», – отметит Е. Трубецкой (56, с. 18). Кто решится утверждать, что перечитывая знакомый сказочный текст в полной мере способен приблизиться к исчерпывающему пониманию заложенного в нем смысла?
Часть 2
Статьи Александра Шевцова
Предисловие
Лет тридцать тому назад меня посетила мысль, что русские люди должны знать свои сказки, и я обнаружил, что сказки очень плохо изданы в России. Это было мое первое разочарование. Тогда я сделал издательство и начал издавать Полное собрание русских сказок. Но оказалось, что русские люди не слишком охотно читают свои сказки. Это было второе мое разочарование.
Что ж, надо признать: русский человек не слишком любит и ценит свое прошлое и свою культуру и, надо полагать, терял историческую память неоднократно. Будем надеяться, что это позволяет ему легче входить в будущее, то есть в число современных народов.
Но не сдаваться же из-за этого и не терять при этом сказки?! Поэтому я посчитал, что культуру сказки надо возвращать, для чего пропагандировать ее через социальные сети…
Вот уже несколько лет я веду на Фэйсбуке блог, называющийся Сказочным миром. Все это время я собирал в блоге материалы, относящиеся к сказке и мифу, публиковал народные сказки и свои мысли о сказках. К тому же последние годы я провожу Сказочный клуб в Петербурге и Москве. Большая часть этих встреч выложена в Сети.
Вполне естественно, эта работа способствовала осмыслению сказки с теоретической стороны. Не скажу, что это осмысление было как-то обильно или особо глубоко, но оно позволило написать несколько статей на стыке сказковедения и психологии, поскольку я психолог по исходному образованию. Эти статьи кажутся мне достойными внимания читателей.
В этих статьях я пытался осмыслить то, насколько совпадают между собой миры, в которых мы живем: мир нашего тела и мир души. Мир тела описывается естествознанием и Физической картиной мира. Мир души наукой не изучается, а та наука, что носит сейчас имя психологии, в действительности есть наука о веществе мозга и призвана стоять кордоном на пути в мир души.
Поэтому я считаю, что единственной наукой о душе и ее жизни сейчас остается только сказковедение. А поскольку человек все же больше своего тела и без развития души вырастает уродом, думаю, что издание сказок и поощрение размышлений о сказке – дело благое и душеспасительное.
Надеюсь, что этот сборник положит начало изданию серии книг о сказке, исцелении душ с помощью сказки, и созданию сказочных игр, оздоравливающих современного человека. Более того, я считаю, что человечество стоит перед страшным временем, гораздо более опасным, чем любые чумы или коронавирусы. Это эпоха цифровизации, когда человека попробуют срастить с машиной. И первым шагом к этому является повсеместная зависимость детей от гаджета.
Дети растут, как зародыши человеческих тел в антиутопии «Матрица», но подключены они к Матрице не в особом