честь Йоахима Неандера, педагога, поэта и композитора, жившего во второй половине XVII в. Будучи кальвинистом, он, бывало, черпал религиозное вдохновение в природе, в том числе во время прогулок в глубокой долине реки Дюссель. Живописные пейзажи этого места — утесы, пещеры, скальные арки — так полюбились художникам и романтически настроенным путешественникам, что вокруг него выросла целая туристическая индустрия. Йоахим Неандер умер в 1680 г., но оставил достойное наследство — его знаменитые гимны даже были исполнены три столетия спустя во время празднования бриллиантового юбилея правления королевы Елизаветы II. К началу XIX в. в его честь назвали одно из ущелий — Неандерхёле, — а еще через несколько десятилетий сам Йоахим уже не узнал бы этих мест. В результате активной разработки карьеров узкие теснины исчезли, а образовавшаяся долина стала именоваться Неандерталь. Вот что удивительно: изначально семья Йоахима носила фамилию Нойман, но, следуя моде на классические имена, его дед изменил ее на греческий лад — Неандер. Оба слова — «Нойман» и «Неандер» — в буквальном переводе означают «новый человек». Разве можно было подобрать более подходящее название для места, где впервые обнаружили новый вид человека?

Даже если с точки зрения анатомии все было очевидным, все-таки требовалось доказательство того, что кости действительно очень древние. Фульрот и Шафхаузен вернулись в карьер и побеседовали с рабочими, которые подтвердили, что останки лежали на глубине около 0,5 м (2 фута) в ненарушенном слое глины. В гибридной библейско-геологической трактовке Фульрота это указывало на времена до Великого потопа, то есть на чрезвычайно древний возраст скелета. Это придало первооткрывателям уверенности, и они опубликовали резонансное заявление о том, что до Homo sapiens существовал некий впоследствии исчезнувший человеческий вид. Кстати, еще одно совпадение: в том же 1859 г. научное сообщество испытало подобное потрясение от теорий естественного отбора Дарвина и Уоллеса. Но по-настоящему оглушительный успех находку из Фельдхофера настиг лишь два года спустя, когда замечательный биолог Джордж Баск перевел с немецкого оригинальную статью.

Сегодня о нем мало кто знает, но в XIX в. Баск был одним из ярких представителей научной элиты и интересовался столь разнообразными областями знания, что сейчас это кажется невозможным, а тогда такая универсальность была присуща многим ученым. Будучи членом Геологического общества, президентом Этнографического общества, а к 1858 г. — секретарем секции зоологии Линнеевского общества (передового научного общества по изучению биологии), в 1861 г. Баск перевел и прокомментировал статью о находке из грота Фельдхофер. Он отметил, что принадлежность человеческих останков к периоду глубокой древности была убедительно доказана артефактами, обнаруженными в разных местах рядом с вымершими животными, и особое внимание обратил на сравнение обнаруженного черепа с шимпанзе. Кроме того, он указал на насущную потребность в продолжении поисков подобного материала.

На самом деле такие находки ранее уже встречались, однако не были правильно распознаны. Человечество тысячелетиями не вспоминало о своих давно утраченных родственниках, а затем, в первой половине XIX в., — как автобусы на остановку — один за другим явились сразу трое кузенов. Череп первого из них в 1829 г. попал в руки Филиппа-Шарля Шмерлинга — одного из растущего числа любителей «окаменелостей», имевшего притом медицинское образование. В пещере Анжи (Бельгия) он обнаружил человеческие кости. Вместе с останками других животных и каменными орудиями они лежали под полутораметровым слоем сцементированных обломков породы[5].

Несмотря на свою необычную продолговатую форму, череп из Анжи{1} большого внимания не привлек, потому что принадлежал ребенку: как и мы, юные неандертальцы должны были «дорасти» до взрослого состояния. Череп взрослого индивида из грота Фельдхофер выглядел массивнее, к тому же вместе с ним обнаружились и другие части тела[6]. Ребенку из Анжи пришлось ожидать идентификации до начала XX в., однако, к счастью для Баска, на территории, контролируемой Великобританией, нашли другого неандертальца — на этот раз взрослого.

В 1848 г. в Гибралтаре в руки офицера с поразительно соответствующей случаю фамилией — Флинт{2} — попал череп. Дело снова было в добыче известняка (на этот раз для укрепления британских фортификационных сооружений), однако благодаря служебному положению лейтенанта Эдмунда Флинта и его увлечению естественной историей находку не выбросили[7].

Гибралтарская скала вздымается ввысь, как гигантский зуб гиены. Ее флора и фауна привлекали внимание увлеченных любителей природы из числа сослуживцев Флинта, а он сам был секретарем их научного общества. В протоколе заседания от 3 марта 1848 г. зафиксировано его выступление с демонстрацией «человеческого черепа», найденного в карьере Форбса, выше места размещения артиллерийской батареи XVIII в. Без сомнений, офицеры передавали находку из рук в руки, вглядывались в огромные глазницы, но, помимо того что череп (в отличие от фельдхоферского) был практически цел, ничего выдающегося, судя по всему, в нем не увидели. Возможно, детали скрывались под слоем отложений, но неспособность «увидеть» его экзотическую форму следует отметить особо.

Череп из карьера Форбса оставался неприметным экспонатом в коллекции офицерского научного общества, пока в декабре 1863 г. его среди других предметов не увидел Томас Ходжкин[8], врач и любитель этнографии, посетивший Гибралтар. По всей видимости, он читал выполненный его другом Баском перевод сообщения о находке из грота Фельдхофер, поэтому и заприметил нечто особенное в черепе, который к этому времени, вероятно, находился на попечении капитана Джозефа Фредерика Броума, уважаемого гибралтарского антиквара и начальника военной тюрьмы. Увлекавшийся геологией и палеонтологией Броум в течение нескольких лет посылал Баску собственные находки, а потому череп из Форбса также отправился в Британию и в июле 1864 г. был доставлен по адресу.

Должно быть, Баск сразу заметил, что большой нос и выдающаяся вперед лицевая часть на удивление схожи с чертами, на которые намекал фельдхоферский череп, включавший лишь черепную крышку с частью края глазницы. Он также понял, что эти исчезнувшие люди, скорее всего, жили на территории «от Рейна до Геркулесовых столбов». Буквально через два месяца череп из Форбса был впервые продемонстрирован ученым, хотя кое-кто удостоился специального предварительного показа. Благодаря замечательной привычке викторианских джентльменов вести переписку нам известно, что череп из карьера Форбса с большой долей вероятности побывал в руках Чарльза Дарвина. Доставил его коллега Баска, палеонтолог Хью Фальконер, поскольку состояние здоровья не позволяло Дарвину самому совершить поездку на торжественную церемонию. Дарвин счел находку «удивительной», однако поскольку он всегда был немногословен, когда дело касалось происхождения человека, то никаких сведений о его реакции на неандертальцев не осталось.

Чтобы установить геологический контекст, в котором находился череп, Баск и Фальконер вернулись в Гибралтар в том же году. Увиденное позволило им уверенно заявить, что это второе из известных чрезвычайно древних «дочеловеческих» существ. Впрочем,