шефом ЦРУ, чтобы дать этой нелепой парочке пролететь мимо. Лейтенант отключил автопилот и взялся за штурвал для маневра.

***

– Внимание всем! – подполковник Рузаев впился в экран наведения.

На экране творилось что-то странное. В кабине управления не было слышно переговоров с пилотами, но по отметкам от самолетов командир видел, что истребители совершают какой-то отчаянный маневр.

– Что там? – Иванов перегнулся к пульту. Рузаев предостерегающе поднял руку.

– Держать сопровождение!

– Перехожу на ручное! – эхом отозвался Семенов.

– Есть сопровождение по углу!

– Есть сопровождение по дальности!

Сержанты, сидевшие на местах, приняли цель.

Рузаев видел, как зеленые отметки от истребителей все ближе и ближе подходили к нарушителю. Еще, еще чуть-чуть! В кабине наведения все замерли. И тут американец, уходя от беспорядочного огня, отвернул. Все замерли, отсчитывая секунды. Пунктир огневой линии на секунду скрыл отметку самолета, а затем снова открыл ее. Уже внутри.

– Цель в зоне поражения! Держать сопровождение! – громко крикнул Семенов.

– Огонь!

Рузаев понял, что это их шанс. Вокруг на сотни километров нет больше подобных станций. И истребители сделали то, что только и могли сделать – выгнали нарушителя на них.

Щелчок кнопки потонул в оглушительном реве ракетного ускорителя. Вся кабина задрожала мелкой дрожью. Зазвенело стекло. Вой ускорителя прервался, раздался хлопок. Затрещал секундомер, отмечая время полета.

– До контакта тридцать секунд! – Семенов осторожно поправил штурвальчик наведения, – десять секунд. Контакт!

Гарри Пауэрс вновь взялся за штурвал, возвращая машину на курс. Вот чудаки! Надо быть внимательнее!

Что произошло дальше, он так и не понял. Самолет совершенно беззвучно вздрогнул, двигатель захлебнулся и завизжал, как раненое животное. Фонарь кабины брызнул тысячами осколков и исчез, будто его сдуло ветром. Самолет резко клюнул носом и провалился вниз.

Многие думают, что при попадании зенитной ракеты самолет разметывает взрывом на мелкие кусочки. Вовсе нет. Ракета почти никогда не попадает точно в цель, потому что с земли нельзя абсолютно точно ее навести. Да это и не требуется. Ракета обычно взрывается в нескольких сотнях метров впереди самолета, выбрасывая из себя облако стальных шариков и осколков, врезаясь в которое, самолет рассыпается на части.

Обломки ракеты попали в воздухозаборник двигателя, снесли остекление кабины, почти оторвали крыло. Самолет еще не взорвался, но жить ему оставалось считанные секунды. Лейтенант Гарри использовал их для спасения собственной жизни. Одним движением он сбросил остатки фонаря, защелкнул ремни и дернул вверх рукоятку катапульты. Хлопок, раскрылся парашют. Пилот остался один, раненый самолет продолжил падение.

***

Лейтенант Пауэрс выбросился с парашютом и уже не знал, что дальше стало с самолетом. Он не видели, как падал и рассыпался в воздухе подбитый ракетой разведчик, и капитан Айвазян с трудом выводил потерявший управление самолет из штопора. Не видел своего ведущего и лейтенант Сафонов, который набрал высоту поменьше и едва-едва удержал машину от срыва.

– Подрыв! – лейтенант Семенов впился в экран локатора. Отметка от ракеты исчезла.

– Ну? – Иванов дернулся на своем табурете.

– Цель продолжает движение. Отметка есть.

– Промазали, – прошипел сквозь зубы Рузаев. – Промазали. Вторую установку к стрельбе!

Они не знали, что огромный U-2 смертельно ранен и летит вперед только по инерции. Они не знали, что лейтенант Пауэрс в эти секунды лихорадочно срывает колпак кабины. И они не знали, что лейтенант Сафонов находится сейчас точно под нарушителем и из последних сил пытается не дать своему «Мигу» сорваться в штопор.

– Совпадение целей по дальности! – услышал Семенов оператора ручного сопровождения.

– Совпадение целей по углу!

На экране локатора отметка от U-2 и от «Мига» Сафонова совпали.

– Отставить стрельбу, – скомандовал Рузаев. – Пусть разойдутся. На нашем должен быть ответчик.

– Сигнала ответчика нет.

– Еще раз запроси.

– Сигнала ответчика нет. Цели расходятся.

На экране происходили и вовсе чудеса. Отметка от одной цели внезапно распалась и превратилась сначала в три, а потом – в четыре цели. Это была первая боевая стрельба «Двины», и никто, ни офицер наведения, ни командир, ни инженер Иванов не знали, что это разваливается на части «Локхид», попавший в турбулентный след от истребителя Сафонова.

– Что же они ответчик не включают! – Семенов снова пощелкал тумблером. – Ведь уйдет из зоны поражения через тридцать секунд!

– Дистанция? – Рузаев обернулся к планшету.

– Выходит из зоны поражения через двадцать секунд.

– Цель есть, захват устойчивый! – Семенов увидел, что одна из отметок ярче других и движется равномерно.

– Огонь – не думая ни секунды, скомандовал Рузаев. – Огонь двумя ракетами сразу! Чтобы не ушел!

Кабина снова вздрогнула. Сразу две ракеты пошли вдогонку уходящей цели. Никто в тот момент не подозревал, что они видят в прицеле уже не американца, а наш истребитель. Лейтенанту Сафонову оставалось жить сорок секунд.

***

Старший лейтенант Пауэрс упал посреди вспаханного поля. Левая нога провалилась в борозду, и он больно подвернул ее. Несильный ветер погасил купол парашюта. Лейтенант выпутался из-под груды невесомого капрона, отстегнул наплечные ремни. Далеко-далеко, по краям поля, стоял ярко освещенный ласковым майским солнцем лес. Доносилось веселое пение птичек.

Лейтенант откинул стекло гермошлема и вдохнул полной грудью. Он был в Сибири. Здесь было неплохо. Здешний воздух ему нравился. И первой мыслью лейтенанта Пауэрса было то, что теперь он останется в Сибири надолго, а может быть и навсегда.

В прогалине леса виднелось далекое село. Оно не было похоже на американские фермы. Вместо белых домиков под веселыми красными крышами вдали виднелись хаотично разбросанные, темные от непогоды строения. Лейтенант сначала подумал, что это какие-то маленькие склады, а не человеческое жилье. Но оттуда уже бежали люди.

Несколько первых подбежавших остановились, не приближаясь к нему, и переминались с ноги на ногу в нескольких шагах. Лейтенант удивился, что и мужчины, и женщины одеты одинаково – в толстые стеганые черные фуфайки, прожженные в некоторых местах так, что из них торчала вата; брезентовые брюки серо-зеленого цвета и сапоги. Женщин можно было отличить от мужчин только по платкам, повязанным на голове. Трое мужчин и две женщины молча рассматривали Пауэрса. Двое из мужчин были не просто не бриты, – все лицо их поросло длинными густыми волосами, похожими на черные бороды пакистанцев, но длиннее.

–Это, наверное, наш летчик, – наконец нарушил молчание скотник Демидов. – Вишь, парашют, какой.

– Нет, Силантий, не похоже. Ты посмотри, костюм на нем какой. И шлем не как у летчика, – сказала одна из женщин.

– Откуда тебе, Матрена, знать?

– А у меня Васька этим увлекается. Он уже много картинок вырезал и мне показывал.

– Да, уж. – Силантий почесал в затылке.

– Да, задача.

И они снова вперились в незнакомца, упавшего с неба, простодушно разглядывая его и не пытаясь