Жена незаметно показала пальцем на грудь.

«Ты пойдешь» — спросил я жену, успокоившись за деньги.

«Посижу еще, через час вернусь» — отказалась она.

«Я в четвертом купе буду, если первая вернешься» — сообщил я, поблагодарил за прекрасный спектакль и вернулся в свою компанию.

Компания моя, напившись и наевшись, тихо дремала в полном составе. Я тронул Викентия Павловича за плечо.

«Подъем, дед — сказал я — пошли домой».

«Пойдем — согласился он — пора на покой».

Мы вошли в пустое купе, старик нырнул на свой диван, завозился, устраиваясь.

«А чего это к нам четвертый никак не идет, — спросил я старика, — слышь, дед, когда у нас полный комплект будет».

«Не волнуйся, объявится, — зевая, отвечал Викентий Павлович — завтра, в Благовещенске».

Я залез к себе, взял книгу, включил свой светильник и стал читать. Уснул минут через пять.

Утром, проснулся около 8-ми утра. Жена на месте, спит, повернувшись к стенке. Внизу шуршит газетой Викентий Павлович.

«Доброе утро» — приветствовал я его.

«Доброе — ответил он — Саня, пошли курить, одному скучно, да и умываться надо».

«Пойдем» — согласился я, разыскивая на столе, среди газет и журналов, сигареты со спичками. Очереди в туалет не было, мы быстро, по очереди, умылись и вышли в тамбур.

«Викентий Павлович — сказал я, протягивая ему огонь, — теперь твоя очередь. Живем вместе уже двое суток, как родные, а я не знаю с кем еду, с кем водку пью, может ты маньяк какой-нибудь».

«Один-один парень — ответил старик, вспомнив очевидно свою вчерашнюю просьбу — слушай, сейчас каяться буду».

Викентий Павлович, все свои 73 года прожил в Приморье. Воевал на Халхин-Голе, потом, всю отечественную прослужил в резервной дивизии. Стояли на озере Ханка, а там ветра круглый год, а зимой вообще деваться было не куда от снежных буранов. Как не укрепляли палатки, их срывало вместе с каркасами и печками. Воевать пришлось после 9-го мая, началась война с Японией, громил Квантунскую армию. Потом в Китае, на стороне народной армии, против войск Чай Каш Ши, с МаО Дзе Дуном знаком лично. Все репрессии прошли мимо него и его родных. Одиннадцатый год на пенсии, разводит гусей, очень любит это занятие. Дочь с семьей живет в Сковордино, сейчас едет к ней, с внуком повозиться, своих гусей на жену оставил.

«Мы с ней попеременно путешествуем, — рассказывал он — я зимой, а она летом. У меня летом дел много. Второй год развожу бойцовские породы, три семьи у меня сейчас. В Китае гусиные бои в большом почете, если гусь возьмет хотя бы пятое место в провинции, то заказы мне обеспечены. Покупатели приезжают обычно к октябрю, а до этого, начиная с марта, надо за ними, как за малыми детьми следить, чтобы друг друга не калечили. Они бьются за даму сердца, их на соревнованиях так и стравливают, подсадят на ринг гусыню и пошло, поехало. Вот, с марта по октябрь и живу с ними в прямом смысле слова. Пытался делить их на классы мальчиков и девочек, скучать начинают, болеть».

«А мы, случаем, не бойцовского, второй день съесть не можем, — пошутил я.

«Ага, как же, — ответил дед, — мне каждая пара по двести рублей досталась, у меня бы этот гусь в горле застрял».

«Слушай, Сань — обратился он ко мне — у меня какое то странное состояние, я второй день и не пьяный и не трезвый. Может быть, мы решительнее подойдем к этому делу, а то мой гусь засохнет на корню».

«Да — согласился я, — чувствуется какая-то незавершенность».

Мне, по правде, уже надоел этот вагон, если хорошо принять снотворного, можно проспать целые сутки, все меньше останется. Людмила еще спала. Я достал свой литр, дед выставил свой, разложили остатки гуся, картошку и т. п. тихо и мило беседуя, мы напились, где-то за час, жена даже проснуться не успела.

Очнулся я вечером, за окном мелькают огни большого города. Снизу раздавался могучий храп Викентия Павловича. Жены на кровати нет, глянул вниз, она помогает раздеваться какой-то старушке.

«Добрый день» — нетвердым голосом поздоровался я, чувствуя, что это наш четвертый попутчик».

«Здравствуйте, молодой человек, — бодро ответила бабушка, — храпеть, Вы горазды, на пару, чуть не оглохла, когда вошла». Людмила с улыбкой глянула на меня и стала застилать кровать новому пассажиру.

«Почему она с ней возиться — подумал я — старушка вполне самостоятельная». Пока жена возилась с постелью, бабушка стояла возле двери. На ней был синий костюм, классического покроя, рукава пиджака были пустыми. «Чего она руки спрятала, замерзла, что ли — скрипел мозгами я — господи, да у нее рук нет».

Старуха своеобразным движением скинула свой пиджак, сразу подтвердив мою догадку. Манжеты блузки были подвернуты на один оборот, из них выглядывали розовые культи. Руки были обрезаны чуть повыше запястий. Жена застелила постель.

«Спасибо милая» — поблагодарила старушка и уселась на свою кровать, поближе к окну, оперившись локтями в стол. На столе засыхали остатки нашего пиршества, пустые бутылки стояли, как ракеты готовые к старту. Викентий Павлович продолжал шумно вибрировать. Я спрыгнул с полки, быстро убрал со стола, протерев его влажной тряпкой.

«Правильно — старушка удовлетворенно кивнула головой, — а то мое первое ощущение было не из приятных, желательно еще немного проветрить помещение и постараться успокоить этого храпуна».

«Шла бы ты бабуля со своими ощущениями» — думал я больной головой и потрепал деда по плечу.

«Павлович — сказал я тихо, — перевернись на другой бок, ревизоры пришли, мешаешь билеты проверять».

«Чего, какие билеты» — спросонья прохрипел старик. «Ничего, перевернись и храпи потише» — сказал я.

Кому я мешаю» — дед, похоже, окончательно проснулся. «Мне» — сказала бабушка, спокойно глядя ему в глаза.

«Ага, нашего полку прибыло, — обрадовался Викентий Павлович и протянул свою ладонь — приветствую Вас, мадам, будем знакомы».

«Будем, Альбина Михайловна» — старушка спокойно вынула свою правую руку из-под подбородка и вложила ее в лапу Викентия Павловича. Дед смущенно крякнул.

«Извини подруга, — сказал он тихо — спросонок не разглядел. Викентий Павлович я, это Александр, это Людмила».

«С ней я уже познакомилась, — сказала Альбина Михайловна и предложила, — может чай закажем, я с мороза».

Давай молодой, подсуетись, — приказал мне дед и добавил, — подожди меня в коридоре». «У тебя есть чего, — спросил он меня, захлопнув дверь, — у меня одна бутылка осталась».

«И у меня одна — ответил