— Вот и я о том, — обрадовался Виталик. — Уже иду.

— А мы проводим, — вызвался Жучок.

— Куда? — нахмурилась Янка. — А дрова кто пилить будет? Вы с Васькой остаетесь.

Васька с Жучком скривились и нехотя взялись за пилу, которую стрельцы с готовностью им уступили.

— Слышь, Федот, — прошипел Васька, демонстративно выпуская когти, — чтоб в следующий раз сюда ломились с заранее напиленными и сложенными в поленницу дровами.

— Ага… — Сотник бочком выскользнул с подворья.

За ним, кусая губы, чтоб не рассмеяться в голос, шел царский сплетник, гадая, за каким чертом потребовался царю-батюшке в такую рань, что он послал за ним гонца, да еще и с почетным караулом? Вроде вчера только расстались после трехдневной пьянки в честь спасителя отечества, и первую ночь он провел относительно спокойно. Неужели Гордон будет требовать продолжения банкета?

В палатах белокаменных Виталий пару раз уже бывал, а потому, оказавшись внутри, уверенно двинулся в сторону рабочего кабинета царя Гордона, но Федот на полпути его тормознул.

— Тебе туда, — кивнул он в сторону тронного зала.

— Так ты не шутил? — удивился Виталик. — Там действительно Гордон вокруг трона круги нарезает?

— Нет, конечно. С каких это пор цари холопов ждут? Не по чину, однако, будет, — рассудительно сказал Федот. — Он приказал: как тебя в палаты царские доставлю, ему об этом лично доложить, а уж опосля и он на заседание боярской думы с царицей-матушкой пожалует.

— Стратег, — одобрительно кивнул головой Виталий. — Однако что-то назревает. Не знаешь, из-за чего сыр-бор?

— А тебе Янка не сказала? — настороженно спросил Федот.

— Нет.

— Ну, тогда и я не скажу, — улыбнулся в усы сотник. — Иди, сплетник, не задерживай. Одного тебя все ждут.

Юноша не стал перечить. Он приветливо махнул рукой стрельцам, застывшим в почетном карауле у дверей, и вошел в тронный зал. Бояре при виде царского сплетника надменно задрали бороды и бороденки вверх и демонстративно отвернулись. Нового фаворита царя-батюшки в этой среде не жаловали, именовали не иначе как безродным выскочкой и говорили с ним через губу, несмотря на все его заслуги перед отечеством. Лишь войсковой воевода боярин Кондыбаев приветливо махнул рукой. Остальные же члены боярской думы старательно делали вид, что царского сплетника здесь нет, и продолжали заниматься своими делами. А дел сегодня у думы было невпроворот: бояре злословили, шушукались, обменивались последними новостями и играли кто в кости на щелбаны, а кто в подкидного дурачка в ожидании державного. Ну и, разумеется, гадали, по какому поводу на этот раз Гордон созвал ни свет ни заря на экстренное заседание боярскую думу. Предположений было много, но все сходились во мнении, что, чем бы это заседание ни закончилось, кошельки растрясать по-любому придется, так как царь-батюшка, дай Бог ему здоровья, да со всего размаху, вечно привечает всяких иноземных проходимцев за их, боярский, счет. Виталик огляделся и понял, что ему даже притулиться негде. Все лавки были заняты боярскими задами. Лишь скромное кресло неподалеку от тронов Гордона и Василисы пустовало. К нему царский сплетник и направил свои стопы. Бояре тут же заметили и недовольно зароптали:

— Ишь, к царю-батюшке поближе пристраивается!

— Совсем одолела худоба безродная!

— Дык… он ему вроде жизню спас…

— Так то бабушка надвое сказала. Можа, спас, а можа, и сам злоумышлял. Иноземцы, они хитрющие!

— Верно баешь, Кобылин. Таперича сплетник ваще обнаглеет.

— Да уже обнаглел. Говорят, дверь в кабинет Гордона ногой открывает…

— И чем он кормильца нашего так приворожил, не пойму?

— Чё ж тут непонятного? С нечистой силой связался. Поселился-то вона где! На подворье Янки Вдовицы! А она самая что ни на есть ведьма!

— Ну, ты говори, да не заговаривайся, Буйский! Знахарка, а не ведьма. Ты, когда сам животом хворый стал, кого на свое подворье зазывал: лекарей иноземных али Янку Вдовицу? Вот то-то и оно. И называл ты ее тогда не ведьмой, а Янкой Лекаркой. Скажешь, не так? — сердито спросил Кондыбаев главу боярской думы.

— Вот завсегда тебе слово наперекор сказать надобно! Из-за таких, как ты, Козьма, род боярский и худеет! — зашипел на воеводу Буйский.

Назревающий скандал остановил рев труб.

— Государь всея Руси царь Гордон со своей супругой Василисой Прекрасной! — торжественно провозгласил глашатай.

Бояре начали прятать карты и кости по карманам, торопливо вскакивать с лавок. Поднялся со своего кресла и Виталик. Распахнулись узорчатые двери парадного входа, и в тронный зал вошли Гордон с Василисой. Бояре тут же начал и усиленно, в пояс, кланяться. Виталик же лишь приветственно махнул рукой и дружески кивнул головой. Василиса невольно рассмеялась.

— Однако придворному этикету тебя придется подучить, — усмехнулся Гордон, помогая супруге усесться на трон.

— Извини, государь, — смутился царский сплетник, — непривычно мне это как-то.

— Придется привыкать. На первый раз прощаю, но впредь на официальных приемах изволь хотя бы один поклон, как положено, отвесить, — погрозил пальцем Гордон царскому сплетнику и махнул рукой, предлагая боярской думе садиться. Бояре поспешили пристроить свои седалища на лавках. Виталик тоже попытался сесть, но Гордон его жестом остановил.

— Не спеши, царский сплетник. Мы с тобой еще за пиршественным столом успеем насидеться.

— Опять? — страдальчески сморщился Виталий. — Три дня ж уже гуляли.

Его страдальческая физиономия вызвала положительную реакцию со стороны Василисы. Царица-матушка одобрительно кивнула, но голоса не подала.

— Гуляли, но не в таком же составе! — обвел рукой боярскую думу Гордон. — Или ты что, новый сан обмывать не собираешься?

— Какой сан? — насторожился царский сплетник.

— Сейчас узнаешь.

Царь Гордон трижды хлопнул в ладоши, и в тронный зал вошли слуги.

— Объявляю свою царскую волю! — торжественно провозгласил Гордон. — За раскрытие заговора супротив короны и спасение жизни первого лица государства жалую моего царского сплетника Войко Виталия Алексеевича саном боярским и шубой со своего плеча!

Гордон взял из рук первого слуги горностаевую шубу и лично накинул ее на плечи обалдевшего от такой чести журналиста. Второй слуга с поклоном передал царю боярскую шапку, которую Гордон тут же напялил на голову Виталику. Довершил картину боярский посох, плюхнувшийся в руки царского сплетника.

— Специально для тебя делан, — подмигнул Виталику Гордон. — Ты постоянно во что-нибудь влипаешь. Вот этим посохом, в случае чего, и отмахаешься.

Посох действительно был хорош. Острый, словно пика снизу, он был украшен сверху массивным набалдашником. Виталик взвесил посох, проверяя баланс.