И она закрыла за собой дверь.

Минутная тишина после ухода учительницы сменилась криками.

– Э-ге-гей, даёшь фантики! – завопил Бутылкин, вскочив на стул.

Ребята зашевелились, зашуршали. Мишка достал кляссер, открыл неторопливо.

– Эй, Мишка, – подзадорил Бутылкин. – На что играешь? Ставишь «солнце»?

Мишка удивлённо поднял рыжие брови, но не рассердился, сказал спокойно:

– На «солнце» не играю, а вот пару «Дональдов» поставлю, – и он, спохватившись, виновато поглядел на Таю.

Она сидела как ни в чём не бывало и рассматривала страницы «Книги для чтения».

– Тай, – шепнул Мишка через проход. – Может, сыграешь? Я тебе дам «Дональда».

Таины щёки вспыхнули, и она, с силой дёрнув рукой, порвала страницу.

– Ага, ну я только спросил, – поспешно пробормотал Мишка. – А я сыграю, ладно?

Тая тряхнула кудряшками и стала прилаживать разорванные края страницы друг к другу.

Костино место было свободно: то ли заболел Таин сосед, то ли уехал раньше.

– За Костикову парту! – скомандовал Бутылкин.

Жаркая толпа в одно мгновение сгрудилась вокруг парты и ждёт начала. Интересно всем: кто не играет, тот наблюдает, выглядывая из-за чужого плеча. Тая чувствует чьё-то горячее дыхание на своём затылке. Мишкин острый локоть, обтянутый синей тканью форменного пиджака, съезжает на Таину часть парты.

«Не уйду, – думает она упрямо. – Ни за что не уйду». Ей будто доставляет мрачное удовольствие мешать ребятам и самой расстраиваться, глядя на злополучную игру.

Игра в разгаре. Тёма бьёт уже во второй раз. «Давай!» – раздаётся над самым Таиным ухом голос болельщика. Увлечённые игрой, все сосредоточились на том, что происходит на парте Костика. Но Тая смотрит не туда. Она вдруг замечает то, что больше никто не может увидеть: зелёный Мишкин кляссер лежит, позабытый, возле её «Математики» и «Чтения». На первой странице сияет, переливаясь, заветное «солнце».

Медленно, медленно Таина ладонь продвигается к стопке с учебниками. Будто невзначай, натыкается она по дороге на кляссер. В голову Тае ударяет горячая волна. Она не думает о том, что делает, а только о том, не замечает ли кто её правую руку. Чтобы скрыть движение, Тая всем корпусом наваливается на парту, делая вид, что наблюдает за игрой. Левый локоть заслоняет пальцы её правой руки, как бы невзначай уже прикрывшие «солнце».

– Молодец, Тёма! – кричит Тая, совсем улёгшись на парту. А пальцы проворно оттопыривают прозрачную плёнку, держащую вкладыш. И тут Мишка поворачивает к ней счастливое улыбающееся лицо. Тая замирает.

– Ловко бьёт, а? – Мишка смотрит восторженно, как будто для него нет своей или чужой победы.

А ещё он рад, что Тая развеселилась и даже болеет за того самого Тёму, что вчера унёс её богатство.

Тая вымученно улыбается, лихорадочно думает, что бы ответить, но слова не находятся.

Мишка кивает: не хочет человек отвечать, не надо, уже то хорошо, что развеселился. Он вновь поворачивается к играющим. Тая выдыхает: не заметил! Больше ни о чём не думая, торопясь, сминая драгоценную бумажку, она вытаскивает и зажимает в кулаке «солнце».

Тёма сражается с кем-то другим. Ему сегодня необыкновенно везёт. «Тёма, Тёма!» – не прекращаются крики.

«Тёма, Тёма!» – подхватывает Тая. Сунуть сжатый кулак в карман – проще простого. Она украдкой оглядывается по сторонам. Соседние парты пустуют, все сгрудились вокруг Костиковой. Нет, похоже, никто ничего не заметил.

Но бумажка жжёт руку, не даёт успокоиться. Тая торопливо вытаскивает из-под парты портфель и, повернувшись к ребятам спиной, быстро перекладывает фантик в щель за подкладкой. Потом так же быстро отправляет портфель на место и снова садится за парту.

И тут дверь класса скрипит, так знакомо, но так неожиданно! В нарядном зелёном платье, с косынкой на шее, на пороге появляется Инна Семёновна. Она прождала в библиотеке десять минут и пришла проверить, что происходит в классе.

– Бутылкин! Опять фантики?

Ребята мгновенно рассыпаются по местам. Сунув, не глядя, кляссер под мышку, Мишка тяжело пробирается за Таиным стулом на свое место.

– Ни на минуту нельзя вас оставить, – сердится Инна Семёновна, но её брови сегодня не сходятся в строгую линию, как обычно. Последний день учёбы. Как можно сердиться всерьёз?

Начинается организованное шевеление: ребята, подхватив учебники, отправляются в библиотеку. Поднимается и Тая. Негнущимися пальцами она подхватывает книги и шагает в проход. С Мишкиной парты до неё доносится отчаянный громкий шёпот (при Инне Семёновне не покричишь):

– Тайка! Ты моё «солнце» не видела?

У Таи внутри всё холодеет. Она медленно поворачивает голову и говорит в Мишкино вспотевшее растерянное лицо так спокойно, будто они встретились на приёме у английской королевы:

– Нет. Я за чужими вкладышами не присматриваю.

Мишка что-то бормочет, наклоняется, шарит под партой, выворачивает зачем-то карманы и затихает под строгим взглядом Инны Семёновны.

– Ты что такая невесёлая, принцесса? – папино лицо вдруг оказалось вровень с Таиными глазами.

Тая сидит в кресле, обхватив колени руками, и смотрит сквозь белый тюль в открытое окно, на розовое вечернее небо за Москвой-рекой. На другом берегу зажигаются первые огоньки. Оттуда доносятся радостные голоса и смех.

Тая и не заметила, как папа подошёл. Когда его карие глаза вот так рядом, видно, что он ещё молодой: в глазах живут золотые смешинки. Но даже папе не расскажешь обо всём.

– Так, ничего…

Папа щекочет Таю под мышкой:

– Может быть, у принцессы под перинкой лежит горошина? Или яблочко подали на блюдечке с голубой каёмочкой, а надо было – с золотой?

Невозможно не рассмеяться, когда папа говорит смешное, а делает такое серьёзное лицо. Тая хохочет и обнимает его за шею.

– Ну а теперь расскажи, что случилось. Расстроилась из-за четвёрки?

Тая кивает. Это почти правда. Четвёрка, конечно, тоже. Хотя это и не главная причина. Но если пожаловаться на четвёрку, папа обязательно утешит, а если начать разбираться с остальным, ещё непонятно, как повернётся.

Папа смотрит ласково:

– Ничего, в следующем году исправишь. Мама твоя тоже не любила математику, а потом серебряную медаль получила.

Смешное кончилось, и, словно приставучая собака, подскочило воспоминание: фантики, проигрыш, подарок дедушки Мити… Тая утыкается папе в плечо. Неважно, что он ничего не знает. Подышать папе в плечо всё равно можно. Вдруг собака от этого исчезнет?