В случае благоприятных результатов испытаний модели в 1954 году может быть изготовлено несколько водородных бомб мощностью до 1 млн тонн;

б) водородная бомба «Труба». Эта бомба должна состоять в основном из дейтерия, взрыв которого должен инициироваться урановой или плутониевой атомной бомбой…»

И в заключение Докладной записки указывалось, кто именно работает над созданием нового оружия:

«К разработке водородной бомбы привлечены крупные советские ученые, физики и математики: академики Курчатов, член-корреспондент АН СССР Харитон, член-корреспондент АН СССР Тамм, доктор физико-математических наук Сахаров (автор важнейших предложений по водородной бомбе «Слойка»), член-корреспондент АН СССР Зельдович, академик Ландау, академик Келдыш, профессор Блохинцев и др.»

В отличие от Берии Маленков тут же познакомил своих коллег по руководству страной с ситуацией вокруг нового оружия. Это понятно: международное положение страны во многом зависело от того, насколько быстро советские ученые создают водородную бомбу и проведут успешные испытания.

Подобные «Докладные записки» будут теперь готовиться регулярно для Первого (а затем и Генерального) секретаря ЦК партии и Председателя Совета Министров СССР. Только эти два человека будут обладать абсолютно полной информацией о ядерном арсенале страны.

Сегодня это Президент и Председатель правительства. Остальные руководители — «по мере необходимости». Впрочем, а зачем им знать больше, чем положено?!

Он редко болел и прожил 98 лет. Этот человек первым провел измерения в «ножке» ядерного гриба, а затем много раз пересекал в самолете атомные облака.

О нем Игорь Васильевич Курчатов сказал однажды: «Такие люди свершают подвиги, даже не подозревая об этом…»

Более десяти лет радиохимик Д.А. Шустов работал на Семипалатинском и Новоземельском полигонах. С помощью аэрозольных методов, разработанных и им самим, он вел контроль за ядерными испытаниями.

О себе Шустов ничего не рассказывал, он четко выполнял данное еще в молодости слово хранить секретность до концажизни. Вспоминает профессор Б.И. Огородников:

«18 октября 1951 года третья отечественная атомная бомба РДС-3 была сброшена с бомбардировщика Ту-4 на высоте 10 километров ив 9 часов 53 минуты 33 секунды взорвалась на высоте около 400 метров. Через 1 час 20 минут после этого к точке, над которой произошел взрыв, отправился танк. Дозиметрическая разведка показала, что мощность излучения в эпицентральном районе значительно ниже той, которая была при наземных взрывах. Радиоактивный гриб поднялся до тропопаузы (12 километров). В 10 часов 20 минут к облаку взрыва приблизился самолет ЛИ-2. Он был поднят в воздух заранее, чтобы пройти через нижнюю часть облака и взять на фильтр Петрянова пробу аэрозолей для радиохимического анализа. Руководил пробоотбором радиохимик ДА. Шустов, находившийся в кабине пилотов на месте штурмана. Впервые в мире самолет с людьми вошел в ядерную преисподнюю. В ножке гриба было темно».< >

Об этой «темноте» в «ножке» атомного гриба вспоминал и академик Ю.А. Израэль, который много раз совершал полеты в «преисподнюю». Многие современные направления в науке зарождались благодаря дерзости и смелости «ядерных Икаров», как стали называть тех, кто отваживался тогда летать на самолетах-лабораториях.

Вечером в кино у генерал-лейтенанта Виноградова острая боль пронзила язык. Начальник полигона особого значения ей не придал. Тем более что боль пропала, когда он вышел на свежий воздух. Однако ночью боль нарастала, заснуть генерал уже не мог. Утром он вызвал терапевта из госпиталя.

Два этапа атомного взрыва

Тот сразу же определил, что боль на кончике языка вызвана сердечной недостаточностью.

Генерал не поверил словам медика, мол, сердце и язык никак не связаны между собой… Но врач настаивал на более тщательном обследовании.

Электрокардиограмма, сделанная в госпитале, показала, что у генерала обширный трансмуральный инфаркт задней стенки миокарда.

Начальник полигона наотрез отказался лечь в госпиталь.

Назавтра были назначены испытания нового «изделия», и генерал должен обязательно на них присутствовать!

Никто не смог переубедить его: ни главный врач, ни терапевты, ни даже жена.

«Я головой отвечаю перед партией и правительством за результаты испытаний, — сказал он. — Боль на языке и даже инфаркт — мелочь по сравнению с такой ответственностью…»

В пять утра на своем ЗИСе генерал-лейтенант Н.Н. Виноградов поехал на Опытное поле. Рядом с ним находился врач.

Более 240 километров проехали они по грунтовой дороге.

Испытания прошли успешно.

Генерал поздравил своих подчиненных с «хорошей работой», и только после этого поехал в госпиталь.

Два месяца пролежал он на больничной койке, а потом вернулся на работу.

Позже опытные кардиологи и медики утверждали, что подобного просто быть не может, мол, поврежденное сердце не способно выдерживать подобные нагрузки…

Генерал отшучивался: «Если бы вы служили на ядерном полигоне, то понимали бы, что у нас невозможное случается часто…»

Однажды заболел на полигоне и Игорь Васильевич Курчатов. У него поднялась температура, начинался острый бронхит.

«Народное средство» — банки на грудь и прекрасный кавказский мед — «поставило на ноги» академика буквально за сутки.

Харитон и Курчатов во время поездки на полигон

Позже он говорил, что «лучшие медики служат, конечно же, на полигонах».

И во многом он был прав: под Семипалатинском и на Новой Земле военные медики тщательно изучали воздействие радиации на живые организмы, и новые знания расширяли границы медицины.

Однажды и академику Ю.Б. Харитону пришлось доверить свою жизнь военным специалистам. На полигоне у него обострилась ишемическая болезнь сердца, приступы стенокардии участились.

У Главного конструктора был личный вагон, в котором он ездил по стране с двумя телохранителями и проводником. На этот раз его сопровождал Ю.П. Багаев — терапевт военного госпиталя.

Путь был неблизкий: до Москвы добирались с полигона семь суток.

Академик четко выполнял все предписания врача, подолгу беседовал с ним.

— Он оказался обаятельным, интеллигентным человеком, интереснейшим собеседником», — делился своими впечатлениями потом Багаев.